Банокл шагнул вперед.
— Меня учили воинскому делу в Микенах, царь Приам. В микенских землях мы не опускаемся на колени перед своими царями. Мы доказываем им верность каждым своим поступком.
Царь тонко улыбнулся.
— Может, это не совсем мудро — напоминать мне о том, что раньше ты сражался в этом мегароне, собираясь меня убить. Если бы не герой Аргуриос, тебя бы прикончили на месте заодно с твоими товарищами.
— Что ж, — сказал Банокл, — дело в том, что Аргуриос был микенцем, как тебе известно…
— Хватит! — голос царя прогремел, внезапно исполнившись силы. — Ты здесь не для того, чтобы вступать со мной в спор, воин! А теперь вот что, — Приам подался вперед. — Мой сын Гектор назначил тебя командующим фракийцев потому, что ты собрал верную армию во время отступления через Фракию. Мне это казалось ошибкой — ставить во главе армии дурака. Но теперь оказалось, что Гектор был прав и ты — удачливый дурак.
Банокл открыл рот, чтобы заговорить, но Приам не дал ему этого сделать:
— Умолкни и слушай, воин! Мой командующий Тирсит, идиот, сегодня позволил убить себя в битве. Поэтому мне нужен новый командующий для отряда скамандерийцев. Я всегда предпочту удачливого дурака неудачливому гению. Поэтому ты снова командующий, Банокл, командующий самой прекрасной пехотой в мире.
— Да, но мне кажется… — начал Банокл.
Царь сердито встал. Ярость заставила его помолодеть, и Банокл снова видел перед собой того могучего человека, которым некогда был Приам.
— Если ты опять начнешь со мной спорить, командующий Банокл, я заставлю своих Орлов убить тебя на месте!
Наступила тишина, потом Банокл мягко спросил:
— А как же Каллиадес?
Царь нахмурился.
— Каллиадес? Мне знакомо это имя. Ах, да, высокий воин, который принял командование микенскими захватчиками, после того как схватили Коланоса. А что с ним?
— Он мой друг.
Антифон торопливо вмешался:
— Он помощник командующего, отец.
— Тогда он и дальше будет его помощником. А теперь, — Приам повернулся к сыну, — докладывай, Антифон.
— Враг был вынужден вернуться к возведению вала, который они сооружают в начале прохода, отец. По нашим расчетам, они потеряли не меньше тысячи людей за два дня сражения на равнине.
— А наши потери?
— Немного меньше. Может, семь сотен погибших, и две сотни ранены так тяжело, что не скоро смогут снова сражаться, если вообще когда-нибудь смогут. На краю нижнего города устроена лечебница, в казармах илионцев. Многие наши целители и лекари перебрались туда из Дома змей.
— А отряд илионцев?
Антифон пожал плечами.
— Они воины и будут отдыхать там, где смогут.
Приам посмотрел мимо сына.
— И где же командующий Лукан? Здесь нет никого от гераклионцев.
— Гераклионцы все еще на поле. Я подумал, что лучше оставить одного командующего у Скамандера, на тот случай, если нынче вечером нас снова атакуют.
— Ты ожидаешь такой атаки?
— Нет.
Приам кивнул.
— Мой Гектор будет здесь через три дня. Нам надо лишь продержаться до тех пор. Когда появятся главные силы Троянской конницы, поджавших хвосты шакалов прогонят обратно в море.
Банокл увидел, как Антифон и Полит переглянулись. Приам тоже увидел это и подался вперед на троне.
— Я знаю, вы думаете, что я старый дурак, сыновья мои. Но моя вера в Гектора никогда не оказывалась напрасной. Троянская конница всегда одерживает победу. Он победил у Кадеша и победит здесь. Агамемнон и его союзники будут отогнаны обратно к теснине. Потом мы снова захватим проход, вернем Радость царя, и тогда враг окажется заперт в бухте Геракла. С одной стороны от него будет Гектор, с другой — наши корабли. Мы вычистим врагов, как блох из собачьей шерсти.
— Однако сейчас наш флот заперт в бухте Геракла, а корабли Агамемнона удерживают Геллеспонт, — заметил Антифон. — Флот Дардании тяжко пострадал в морской битве у Карпеи. И мы не знаем, где Геликаон.
Приам нетерпеливо отмахнулся, отметая это замечание.
— Когда «Ксантос» вернется, Эней справится с вражескими судами. Все боятся его метателей огня. Он уничтожит флот, как уничтожил флот на Имбросе, а потом прорвет блокаду Геллеспонта.
Антифон покачал головой.
— Мы не можем знать наверняка, что золотой корабль вообще пережил зиму, — возразил он. — О нем ничего не было слышно с тех пор, как год пришел к повороту. Мы не можем полагаться на Геликаона.
Он помолчал.
— Ты слишком многого ожидаешь от двух людей, даже таких героев, как Гектор и Геликаон.
Царь набросился на него:
— Два таких человека, как они, стоят тысячи таких, как вы! Я вас презираю, всех вас, спорщиков и пораженцев. Моя Гекуба предостерегала меня против таких, как вы. Помни прорицание, говорила она. Троя победит и будет стоять вечно.
Он снова устало откинулся на спинку трона и, казалось, на некоторое время глубоко задумался. Молчание все тянулось, и Банокл переступил с ноги на ногу — ему не терпелось уйти.
Когда Приам, наконец, заговорил, голос его стал резким и ворчливым.
— Где Андромаха? Приведите ее ко мне. Сегодня я ее еще не видел.
Полит впервые заговорил. Положив руку на плечо отца, он сказал очень ласково:
— Ее здесь нет, отец. Она на борту «Ксантоса» с Энеем. — Он бросил сердитый взгляд на Антифона и сказал: — Пойдем, отец, тебе нужно отдохнуть.
— Мне нужно выпить вина, — ответил старик, но неуверенно встал и позволил проводить себя обратно к каменной лестнице.
Антифон со вздохом сказал, повернувшись к Баноклу:
— Клянусь богом войны Аресом, надеюсь, Гектор скоро появится.
Наконец-то освободившись, Банокл поспешил выйти из мегарона, сел на ожидавшую его лошадь и галопом поскакал по городу. Для него открыли Скейские ворота, теперь запертые и днем и ночью, и он во весь опор помчался к улице Горшечников.
Сердце его было полно счастья. Он уже выбросил из головы все проблемы этого дня, забыл о тяжести командования и об ожидающих его завтра битвах — ему не терпелось увидеть Рыжую.
Банокл слетел с лошади, едва подскакав к своему дому, и только тут заметил, что вокруг маленького белого домика собралась толпа.
Его сосед, горшечник по имени Аластор, побежал к нему с бледным лицом.
— Банокл, друг мой…
Банокл схватил соседа спереди за тунику и огляделся, видя вокруг встревоженные лица, покрасневшие глаза женщин, следы слез на их щеках.
— Что случилось? — прогремел он и встряхнул Аластора. — Что, во имя Аида, происходит?!
— Твоя жена… — запинаясь, пробормотал тот.
