отразил щитом удар и вонзил меч фессалийцу в шею.
«Причудливые доспехи, а защиты для шеи нет», — подумал он, когда человек рухнул; кровь хлестала из горла умирающего.
Человек с огромной раной на бедре упал перед Эхосом в грязь, и Эхос воткнул меч ему в лицо. Тот содрогнулся и затих.
К Эхосу подбежал огромный микенец; он оказался быстрым, могучим и удивительно быстрым. Их клинки сталкивались снова и снова, и Эхосу пришлось отступить. Микенец высокомерно ухмыльнулся, напал снова — и Эхос нанес сильный ответный удар, ранив его в щеку. Теперь наступал Эхос, но микенец отбивал каждый его удар. Внезапно микенец шагнул вперед, их клинки столкнулись, а потом противник ударил Эхоса в лицо свободной рукой. Эхос крякнул и попятился, спотыкаясь в грязи.
Микенец замахнулся, целя мечом в голову, Эхос уклонился и вонзил меч ему в живот. Когда вражеский воин упал, Эхос помедлил, переводя дыхание, потом перешагнул через мертвое тело.
Он понял, что меч его становится тупым. Он всегда носил за спиной запасной, но сегодня уже использовал его. Он должен был сделать передышку, чтобы наточить клинок. В конце концов он мог столкнуться с Ахиллом Убийцей. Все знали, что Ахилл где-то здесь. Ищи в самой гуще боя, говорили люди, там и найдешь Ахилла.
«Как и Гектора, — подумал Эхос. — И сейчас мы могли бы сражаться вместе с ним».
Военачальник Тирсит сказал, что Гектор прибудет через пять дней. Вместе с Троянской конницей. И тогда эти свиньи-микенцы не успеют опомниться, как умрут.
Перед Эхосом сбросили с коня троянского всадника, которого, как он знал, звали Олганос. Кровь текла из его ран, он казался оглушенным. К нему побежали двое вражеских воинов, и Эхос, перепрыгнув через убитого коня, ринулся на одного из них. Его меч вонзился подмышку этого человека и сломался. Эхос нырнул вперед и подхватил меч упавшего, потом прокатился по земле и встал. Второй воин воткнул меч в грудь Олганоса, прежде чем Эхос смог вколотить свой меч в череп врага. Олганос упал в грязь лицом и больше не шевелился.
Эхос перешагнул через тела.
Сквозь шум битвы и вопли умирающих он услышал стук копыт. Перед ним сейчас не было вражеских воинов, поэтому он рискнул обернуться, чтобы посмотреть в сторону реки.
Через равнину к ним галопом мчался отряд всадников, возглавляемый высоким воином с золотыми волосами и бородой; вот отряд прогремел копытами по временным мосткам. Высокий воин размахивал двумя мечами и орал боевой клич. За ним Эхос увидел Троянскую конницу и раскрашенных фракийцев.
«Подкрепление, — подумал Эхос. — Проклятье, в самое время!»
Он снова повернулся туда, где шел бой — как раз вовремя, чтобы мельком увидеть смертельный удар, который разнес его шею.
Позже, после полудня, Банокл сидел на южном берегу Скамандера, смывая кровь и грязь с волос и бороды. Вода сочилась под его доспехи и приятно холодила горячее тело. Банокл не был ранен, если не считать царапины на руке от случайной стрелы. Зато он устал и был голоден.
Река покраснела от крови, в воде плавали мертвые люди и лошади, их быстро уносило к бухте.
На другом берегу Банокл видел Каллиадеса: тот ходил среди раненых, добивая мечом вражеских воинов, подзывая носильщиков-помощников лекарей к троянцам и их союзникам. Мальчишки бегали среди раненых и мертвых, собирая стрелы, брошенные мечи и щиты. В небе собирались птицы-падальщики.
Неподалеку шесть человек пытались вытащить из реки дохлую лошадь. Банокл сердито встал.
— Сперва наших людей, вы, ублюдки! — крикнул он. — А не проклятых лошадей!
Воины поспешили послушаться, и он снова тяжело сел.
У него болела спина, обрубок уха нестерпимо чесался.
«Я становлюсь слишком стар для этого», — подумал он.
На него упала большая тень, и он поднял глаза.
— Хорошая работа, Банокл, — сказал царский сын Антифон.
Несмотря на свою грузность, он, похоже, тоже не был ранен.
— Ты явился как раз вовремя, слава богу войны Аресу! Враги уже с трудом оборонялись, и ваша атака была последней соломинкой, сломавшей спину ослика.
— Хорош ослик, — фыркнул Банокл. — Микенские пехотинцы — лучшие воины в мире.
— Тем не менее, командующий, сегодня лучшими оказались вы.
— Я больше не командующий, — со счастливым видом ответил Банокл. — Мне приказали оставить моих фракийцев в Дардании.
— Однако некоторые все равно приехали с тобой, — сказал царевич; в его голосе слышался смех.
Банокл пожал плечами.
— Значит, я не очень хороший командующий. Увольте меня.
Антифон засмеялся, услышав это, его рокочущий басовитый смех далеко разнесся над полем сражения.
— Для меня ты герой, Банокл, — сказал он. — Будь это в моей власти, я бы выполнил любое твое желание. Но, боюсь, царь может смотреть на вещи по-другому.
— Царь?
— Нам приказано немедленно явиться во дворец царя Приама — тебе и мне. Поэтому найди коня и поехали.
Антифон повернулся.
— Только не я, — упрямо сказал Банокл, не двигаясь с места. — Сперва я повидаюсь с женой.
Антифон снова обернулся к нему.
— А, да, помню. Ты женат на Рыжей толстушке, шлю… бывшей шлюхе.
— Верно, — гордо сказал Банокл. — Она хорошая жена. Она хватится меня и будет гадать, где я, раз тут была битва.
— Цари главнее жен, — сказал толстяк нетерпеливо. — Пошли.
— А как же Каллиадес?
— Клянусь Аидом, человек! — раздраженно взорвался Антифон. — Кто такой Каллиадес?
— Мой дру… Мой помощник. Он там, — Банокл показал в сторону поля боя.
— Ты сможешь послать за своим помощником, когда поговоришь с Приамом. А теперь пойдем со мной, пока я тебя не задержал и не привел к царю в цепях.
Они медленно ехали к городу, Банокл жадно смотрел на улицу Горшечников, где стоял его маленький белый дом. Он гадал, дома ли сейчас ожидающая его Рыжая.
У дворца Приама они с Антифоном спешились и вошли в мегарон. Банокл с интересом осмотрелся. Он не был тут со времен осады дворца, когда они с Каллиадесом находились в числе осаждающих. Банокл с грустью вспомнил битву на лестнице, великого непобедимого Аргуриоса, отгонявшего микенских захватчиков с безжалостной силой и сноровкой.
Банокл потер шрам, оставшийся на руке там, где ее пронзил меч Аргуриоса. Он вспомнил появление Гектора, божественного в своей мощи, и стену щитов в том месте, которое захватчики собирались сделать своим последним оплотом. Потом их невероятное отступление к кораблям и вопли Коланоса.
Банокл мрачно улыбнулся. Этот день нелегко было забыть.
Когда царь спустился по лестнице, Банокл прищурился. В последний раз он видел Приама на параде в конце лета. Тот махал рукой войскам из своей золотой колесницы и выглядел сильным и могучим. Перемены в нем были почти ошеломляющими. Приам стал хрупким стариком, опиравшимся одной рукой на руку своего помощника, второй — на деревянный посох. Лицо его было белым, как папирус, шаги — неверными.
Его помощник, Полидорос, помог ему дойти до трона, и царь устало уселся, глядя на выложенный каменными плитами пол. За его спиной встал тощий человек — Банокл знал, что это советник Полит. Шесть Царских Орлов заняли места по обеим сторонам трона.
В конце концов Приам поднял глаза и заговорил надтреснутым голосом:
— Итак, это великий Банокл, герой, который никогда не терпит поражений и каждой своей атакой меняет ход битвы. Ты не опускаешься на колени перед царем, командующий Банокл?
