— Ты, Корявый, извини, но задерживаться больше мы не можем. Времени нет. Поедем уже, пожалуй… Ах да, чуть не забыл, я же тебе водку предлагал, — Черный, вытащив из коробки одну бутылку, поставил ее на стол перед хозяином ресторана, снова передавая чуть полегчавший ящик Банде. — Хоть ты и не купил у нас ничего и премия тебе вроде как не полагается, но вот это тебе. Подарок от нашей фирмы. Пей понемногу каждый день и вспоминай нас тихим благодарным словом, ведь мы так заботимся о тебе и о твоей конторе. Кстати, слышь. Корявый, а почему «У пальмы»? Где пальма-то твоя?
— А пошел бы ты… — начал хозяин, но договорить ему не позволил резкий удар в зубы, который мощно нанес Черный, коротко взмахнув рукой.
— Ты, сука, не хами. А то я добрый-добрый, а могу и клыки показать, понял? Ха-ха!
Он снова заржал, от души радуясь своей выходке.
— Пошли, ребята, здесь мы больше бизнеса не сделаем. Держи, Банда, водку поаккуратнее, мы ее дома выпьем. За нашу неудачную коммерческую сделку. Пошли…
Через несколько мгновений они уже исчезли на своих «девятках» в темноте московских улиц. И, конечно же, совершенно безнаказанно.
А Корявый в ту же ночь по «скорой» попал в больницу, разбитый инфарктом. Его ресторанный бизнес закончился надолго, если не навсегда…
Они вернулись в ресторан Виктора Алексеевича ближе к полуночи, встреченные при входе бурными аплодисментами и победными криками товарищей — ребят из различных «филиалов» довольно разветвленной сети «фирмы», и гуляли всю ночь, обильно накачиваясь водкой и шампанским.
Сначала Банде и кусок в горло не лез. Он в подробностях вспоминал каждую деталь их визита в ресторан «У пальмы», пытаясь разобраться, что же это все-таки было такое — защита от агрессии и справедливое возмездие? Или элементарное хулиганство? Обыкновенный примитивный рэкет? Бандитское нападение на чужую собственность?
В какой-то момент он вдруг ясно осознал, что стал нечаянным свидетелем и волею случая активным участником самой настоящей мафиозной разборки. Он читал раньше про такое в газетах — две организации не могут поделить между собой сферу и территорию влияния, и тогда начинается война — в ход идут все средства и все способы борьбы с конкурентами, вплоть до прямого физического уничтожения. И он. Банда, теперь волей-неволей тоже стал солдатом этой войны.
Но с каждой выпитой рюмкой его настроение улучшалось. Теперь Банда смотрел на события двух прошедших дней уже слегка под иным углом — с точки зрения мужской, а возможно, и мальчишеской логики. Разборка? Да, конечно, разборка! Но главное — кто первый начал?
Он вдруг решил, что это, как в детдоме, когда во двор школы класс выбегал драться против другого класса — люто, до крови. За что? Неважно! Важно, что надо было отстоять какие-то принципы, какие-то права, на которые покушались непрошенные чужаки. И это было свято.
Или, как в армии, когда они, десяток десантников-славян, перед отправкой в Афган минут тридцать метелили вдвое большее количество танкистов-узбеков в аэропорту, пока их со стрельбой в воздух не разогнал патруль комендатуры. В тот раз чурбанам нужно было просто доказать две вещи — во-первых, десантник не может быть «молодым», которого какие-то там танкисты имеют право заслать за сигаретами в киоск, а во-вторых, узкоглазым чуркам можно не обольщаться насчет того, что славяне будут им прислуживать. И когда они били узбеков смертным боем, отрабатывая в очередной раз удары, натренированные в учебке, разве задумывался кто-либо из них о пределах допустимой самообороны или принципах достаточности наказания? Нет! Просто шла крутая мужская разборка, разборка за честь и права.
Так и здесь. Виктора Алексеевича обидели — значит, обидчики заслуживают наказания. Тем более, что сам факт преступления Корявого был налицо — он сидел в компании не с кем-нибудь, а с этими ублюдками — «малиновым» и «кожей». Значит, поделом ему и его подонкам!
Окончательно сомнения Банды развеялись часа полтора спустя, когда в ресторанный зал спустился сам Виктор Алексеевич и подсел к их столику.
— Ну как. Черный?
— Порядок, шеф.
— Водку купил?
— Не-а, не захотел, сука. Зато теперь весь свой запас будет обновлять. Га-га-га! — дружное ржание их компании заглушило шум гуляющего ресторана.
— Ну ладно-ладно, кони! Кончайте ржать! — ласково утихомирил их Виктор Алексеевич. — Мне уже рассказывали в общих чертах, как вы поработали. Молодцы! Я решил вас порадовать и выписал всем за хорошую и качественную работу премиальные. Лично от меня.
С этими словами Виктор Алексеевич вынул из внутреннего кармана пачку долларов и передал Черному.
— Здесь пятьсот баксов. По полтиннику на нос.
Раздашь каждому…
— Спасибо, Виктор Алексеевич!..
— Спасибо!..
— Да мы всегда!..
— Да ежели что!..
Ребята дружно загудели, выражая шефу свою самую искреннюю признательность.
— Черный, пойдем, переговорить надо, — встал из-за стола Виктор Алексеевич. — А вы, ребята, пейте, гуляйте, не буду вам мешать.
Шеф с Черным, о чем-то беседуя, отошли на несколько шагов от их столика, но чуткий слух Банды уловил все же смысл их короткого разговора.
— Слушай, Черный, а вы хоть самого Корявого не трогали? Только его заведение?
— Только заведение, Виктор Алексеевич.
— Точно?
— Ну один раз по морде…
— Ты не темни!
— Правду говорю!
— Смотри у меня! — погрозил пальцем Черному Виктор Алексеевич. — Мне только что позвонили — Корявый в больницу попал, инфаркт. Если врачи найдут телесные повреждения — менты под нас начнут копать, совать свои носы туда, куда их никто не просит…
— Да я ж понимаю, Виктор Алексеевич! Один раз только — по челюсти. Сам бил, так что знаю точно — цела челюсть. Ни одного зуба даже не вылетело.
— Ну ладно… А как там наш новичок себя вел?
— Банда-то? Нормально!
— Банда?.. — в задумчивости повторил Виктор Алексеевич Сашкино прозвище. — Банда… Красноречивое у него имечко-то, как думаешь?
— Сам подсказал нам — мол, всю жизнь его так кличут.
— Говоришь, держался спокойно?
— Да, Виктор Алексеевич, — стоял, смотрел. Осваивался, одним словом.
— Ну-ну… Ладно, ты иди, гуляй. Про дела завтра говорить будем, — с этими словами Виктор Алексеевич повернулся и ушел на кухню, чтобы подняться затем к себе в кабинет, а Черный вернулся к столу, чтобы раздать своим бойцам бабки и присоединиться к общему веселью…
Банда ехал к себе в Чертаново, в комнатушку, которую снимал у одинокой старушки, на такси. Он был пьяный и счастливый. Весело шуршал в кармане бумажками, перебирая огромную, как ему тогда казалось, пачку купюр, заработанных за один вечер, — прямо у Черного он обменял свой полтинник на рубли, более привычные и надежные. Он радовался, что так удачно, так просто и легко смог найти столь денежную работу. С теплотой вспоминал «чуткого»
Виктора Алексеевича, «душевного парня» Черного, всех остальных — «отличных ребят». И никакой червь сомнения более не шевелился в его душе.
Банда сделал свой выбор…
