— Снижайся, — коротко бросил он пилоту. — Это сигнал. Кто-то взрывает светозвуковые гранаты. Азбуку Морзе знаешь? Это SOS, понятно?
Человек в маске колебался. Руки лежали на рулях высоты без движения.
— Это может быть ловушка, — наконец глухо донеслось из-под маски.
Суворин не выдержал, схватил пистолет и приставил ствол к виску пилота.
— Вниз, я сказал! Живо! Курс — на последнюю вспышку…
Тот лишь пожал плечами: мол, повинуюсь силе, но приказ считаю идиотским.
Машина начала снижаться по сужающейся спирали — пилот высматривал наиболее подходящее для посадки место. Панкрат, подавшись от нетерпения вперед, во все глаза пялился в темноту, страстно желая увидеть там…
Он не хотел признаваться даже самому себе в этом, боясь, что спугнет удачу.
Внизу разбушевавшийся ветер поднимал рябь волн на поверхности лесного моря. Сделав несколько кругов, пилот наконец присмотрел более-менее подходящее место для посадки — небольшую прогалину, на которой вполне мог разместиться вертолет. Он мастерски посадил машину как раз в центре этой поляны. Качнувшись раз-другой на полозьях опор, вертолет замер неподвижно. Винты продолжали вращаться, но уже в холостую, на меньших оборотах.
Суворин отложил пистолет и взял “АКМСУ”. Он запомнил направление, в котором видел последнюю вспышку, и теперь всматривался в темноту, сжимая в руках оружие.
Если это была ловушка… Но откуда ей быть здесь, вдалеке от лагеря? Боевики сейчас заняты тем, что пытаются погасить пожар на своей базе, а еще — отыскать своего пропавшего командующего. Вряд ли кто-то успел оторваться за это время так далеко от лагеря в погоне за вертолетом — люди, подававшие сигнал с призывом о помощи, шли скорее всего в противоположном направлении, то есть к лагерю.
Пилот тоже вытащил оружие. Теперь он держал в руках “ингрем” с глушителем — точно такой же был у Панкрата, когда тот пробрался на базу боевиков, чтобы похитить Рашида.
Они вдвоем смотрели туда, откуда должны были появиться.., ну, в общем, неизвестно кто. Однако те, кто подавал им знак, взрывая светозвуковые гранаты, подобрались совсем с другой стороны.
Услышав какой-то скребущий звук, источник которого определить было невозможно, Панкрат осторожно приоткрыл дверь и, высунув перед собой ствол автомата, прислушался. Звук повторился, он шел откуда-то из-под днища вертолета и почти терялся в шипящем свисте лопастей, неутомимо нарезавших воздух.
Суворин подался дальше вперед, намереваясь выбраться из кабины наружу, и… И тут чья-то рука, метнувшаяся из пустого пространства, схватила его оружие за ствол и с силой рванула в том направлении, в котором он только что собирался двигаться. Панкрат слишком поздно осознал, что происходит — да и кто бы успел? Вылетев из кабины, будто пробка из бутылки с шампанским, он получил сильнейший удар по затылку.
Сознание погасло — словно кто-то задул свечку…
Он валялся на мокрой траве, а кто-то невидимый промокал ему лоб чем-то мокрым.
— Может, ты его убил? — спросил голос, странно знакомый.
"Голос Шумилова”, — через мгновение осознал Суворин.
— Мать вашу… — слабо пробормотал Панкрат, открывая глаза. — Какого черта, сержант?
В полумраке тяжело было разглядеть подробности, но виноватая и одновременно радостная улыбка Чепрагина была видна хорошо.
— Я не сержант, — успокаивающе, словно заботливая сиделка, произнес он. — Я лейтенант. Чепрагин Николай… Петрович.
— Знаю я, — не особенно вежливо ответил Панкрат.
Потом он поднял руку, отобрал у него мокрую тряпку, которой тот пытался зачем-то промокать ему лоб, и, поднявшись, приложил ее к затылку. Пальцы нащупали шишку, как показалась Суворину, размером чуть ли не с куриное яйцо.
— Кто бил? — морщась от резкой боли, спросил он, переводя глаза с одного глупо улыбающегося лица на другое. — Чего лыбитесь, бойцы?
И вдруг сам, не выдержав, улыбнулся:
— Черт возьми, ребята, я так рад вас всех видеть! Потом, словно припомнив что-то, нахмурился:
— Приказы нарушаете, значит… Вам где сейчас положено быть? Чего молчишь, лейтенант?
— Мы за вами возвращались, — ответил Чепрагин. — Не могли же мы вас бросить.
Панкрат, прищурившись, глянул ему в лицо.
— И кто же сказал вам, что я до сих пор жив? Что вообще есть смысл идти к базе и кого-то там пытаться выручать? А? — требовательно спросил он.
Вместо замявшегося лейтенанта ответил Шумилов.
— А это значения не имеет, — твердо произнес бывший капитан. — Мы решили, что, даже если вас уже нет в живых, все равно пощиплем ублюдков. В память о вас и всех наших.
Суворин встал. Покачнулся и, чтобы не потерять равновесия, оперся рукою о борт вертолета. Прикосновение к холодной и влажной стали освежало, и он, подумав, уперся в нее лбом. Голова гудела; после удара в ней что-то словно позванивало.
— Вы должны были любой ценой вынести отсюда ноутбук, — медленно проговорил Панкрат. — Вместо этого решили погибнуть с честью? Не спорю, последнее сделать намного легче.
Шумилов взялся рукой за опору вертолета и рывком поднял свое тело с земли. Упрямо, по-бычьи наклонив голову, он с неожиданно прорвавшейся злостью спросил:
— А куда его нести? Скажи мы кому-нибудь, кто мы такие и откуда у нас этот чертов компьютер, как Служба тут же отдала бы приказ о ликвидации. И на хрен тогда все это геройство?..
— Он прав, — негромко проговорил Чепрагин, тоже вставая. — С этой информацией надо идти к президенту, не ниже… Слишком много возможностей затормозить ее движение снизу. Я имею в виду тех, кто в этом замешан и заинтересован. Не сомневаюсь, они в состоянии “оградить” президента от любых сведений, которые могут им как-то повредить.
Панкрат задумался. Потом хмыкнул — в словах лейтенанта определенно был смысл. Тогда, перед тем как пробираться в лагерь боевиков, он дал ребятам однозначный приказ, не особенно задумываясь о том, легко ли тем будет его выполнить. А ведь действительно, обратись они в Совет Безопасности, ФСБ или Генпрокуратуру, результат скорее всего был бы один и тот же. У Службы везде свои люди, и если появление компромата будет замечено кем-то из них, сигнал тревоги тут же дойдет до самого верха, и к делу мгновенно подключатся “ликвидационные эшелоны” — структуры, специализирующиеся на физическом уничтожении носителей опасной информации, и не столько электронных (это проще простого), сколько двуногих и прямоходящих.
Отдавая такой приказ, он просто поспешил снять с себя ответственность, и в этом сейчас следовало признаться хотя бы самому себе. Он решил избавить себя от необходимости размышлять над тем, как это должно быть сделано, и просто указал, что должно быть сделано.
Суворин повернулся к спецназовцам.
— Верно, ребята, — он развел руками, отчего чуть было снова не потерял равновесие. — Приношу свои извинения. Теперь будем колоть сей орешек вместе. Кстати, у нас появился надежный союзник, — и он кивком головы показал на кабину.
Шумилов скептически покривил губы. Потом негромко, будто боясь, что сидящий в кабине пилот может услышать, спросил:
— А он что, этот союзник, урод какой страшный? Панкрат удивленно уставился на сержанта:
— С чего ты взял, Мирон?
— Все в маске да в маске — лица вообще не видать. Суворин задумчиво выбил костяшками полусогнутых пальцев о металлический борт вертолета незамысловатую барабанную дробь, потом решительно потянул из-за пояса пистолет.
— Ты знаешь, — проговорил он, обращаясь к Шумилову, — мне это и самому не очень нравится. Вот точно так же и с самого начала было, и потом — постоянно в маске… Надо бы глянуть, что за Гюльчитай, да все недосуг было как-то.
Теперь Панкрат твердо намеревался исправить это упущение. Оставив спецназовцев в обществе друг
