– Нет, просто седла. Похожи на седла с армейских лошадей.
– Тогда как…
– Весело быть колдуном, мисс Шаркин, – отозвался голос Булеана. – Не беспокойся, ты привыкнешь. Летишь себе, как баба-яга на метле, только гораздо быстрее.
Чарли встречала магов и, конечно, Йоми, но до сих пор она не сталкивалась с настоящей силой, которой обладали только самые могущественные колдуны.
И эта сила исходила от человека, который казался очень дружелюбным и очень обыкновенным. Но еще и очень бессердечным. Он жил в Масалуре долгие годы, он не мог не любить и страну, и ее народ. Но сейчас, когда все было уничтожено, он, казалось, был не слишком удручен этим.
Дорион предупреждал ее, что у Булеана не все в порядке с головой, но все-таки такая черствость не вязалась с представлением о человеке, который фактически в одиночку пытался остановить безумца Клиттихорна. Она так и сказала Дориону, не заботясь, слышит сам Булеан или нет. Ведь он разрешил ей говорить свободно.
– Его всегда было невозможно понять, как и остальных магов второго ранга, – ответил Дорион. – Он никогда не открывался полностью даже ближайшим сотрудникам. Я думаю, что он жалеет, и больше, чем хотел бы признать.
– Нет, не больше, – отозвался Булеан. Они мчались так быстро, что ветер свистел им навстречу, и было жутко оттого, что этот ответ прозвучал словно рядом с ними. – Для меня это было самое мучительное время с тех пор, как я научился делать чудеса. Когда меня впервые занесло сюда, все были добры ко мне. У меня было много близких друзей, и много хороших людей оказались ввергнуты в этот кошмар.
– Ну, ты-то знал, что готовится, – заметила Чарли. – Не случайно тебя не оказалось дома как раз тогда, когда все произошло. Почему ты не предупредил всех, чтобы они ушли?
– Куда? Предупреди я всех, и Клиттихорн понял бы, что его раскусили. Он вторгся бы в Масалур со всеми своими силами прямо тогда, и было бы еще хуже. По крайней мере сейчас многие живы, а немало и таких, что не теряют головы. Я вернулся туда и разыскал некоторых – после. Это было не так легко сделать. Они действительно абсолютно идентичны физиологически. К счастью, я знал, куда идти и кого звать. Там будет масса психических расстройств, будут самоубийства, а возможно, и еще много такого, чего мы пока и вообразить не можем, но там много и сильных уравновешенных людей, готовых вместе взяться за тяжелую работу. Это лучше, чем альтернатива.
– Альтернатива! Ты ускользнул и бросил их, чтобы они были превращены в… То, что мы слышали о них, делает их абсолютной бессмыслицей.
– Да, вид, который рождается животным и становится растением, – бессмыслица, и я не имею ни малейшего представления, чем может быть полезна лишняя пара рук, не говоря уж о грудях, но и мы устроены не вполне разумно. Мы только потому не бессмыслица, что мы норма для нас самих, и по этой мерке мы меряем всех других. Я видел жертв Ветров Перемен, какие походили на персонажей, сбежавших из плохого японского фильма ужасов. Я ожидал гораздо худшего. Я увел с собой столько членов моего собственного штата, сколько было возможно, потому что я не хотел, чтобы они утратили силу, но некоторые добровольно вызвались остаться – и потому, что это был их дом, и потому, что кто-то должен был удерживать тот щит, когда я ушел. Удерживать настолько долго, чтобы старый Рутанибир со своим стадом верили, что надули меня. Остальным я не мог помочь. И, по правде говоря, большинству намного лучше быть новой расой, чем рабами новых хозяев.
– Ты сказал, что это лучше, чем альтернатива. Ты имел в виду рабство?
– О нет. Клиттихорн умеет использовать эффект вихря Ветров Перемен, которые его принцесса вызывает, чтобы поупражняться, то там, то здесь. Находясь под любым из внешних слоев, неподвижная точка – «глаз» бури – действует, как пылесос. Принцесса может поместить эту точку туда, куда он захочет, а он сгребает все, что ему нужно, и спускает это вниз, сюда. Подобный эффект трудно объяснить, но ты-то испытала его. Так он затянул сюда вас с Сэм. Вспомни падение через вихрь в Акахлар. Это единственный феномен Ветра, который захватывает и сбрасывает массу хлама в Акахлар и колонии или на нижние внешние слои в течение тысячелетий. Возможно, даже первые акхарцы появились именно так, и не существует ничего, что в действительности было бы связано с Акахларом изначально. Помнишь, я однажды говорил тебе, что это свалка творения. Но Клиттихорн захватывает не только людей, но и тяжелое оружие, боеприпасы и даже несколько термоядерных устройств.
Вот теперь Чарли была действительно потрясена.
– Атомные бомбы?
– Ну, примитивные. Водородные в основном. Он быстро сообразил, как заменить недостаточно надежные механизмы своими собственными. Видишь ли, среди вещей, что затянуло сюда вместе с ним, был его портативный компьютер, многие из его записей и фантастических математических программ. Это и сделало его хозяином положения так быстро. Как только он освоил основную математику здешней магии, он получил возможность создавать и решать громадные уравнения на своей машине. Это далеко превосходило способности даже самых великих математических умов здесь. Немного опыта – и он научился делать почти все, что угодно, и смог сравняться с самыми могущественными колдунами. Они не смели вставать ему поперек дороги. И конечно, он гений. Один из редких подлинных гениев. Еще один Эйнштейн, да Винчи или Ферми.
– Он умнее, чем ты? – спросила Чарли, чтобы посмотреть, как он прореагирует.
– О Господи, несомненно! Хотя я один из немногих, кто способен не только понять, но и использовать, возможно, даже усовершенствовать то, что делает он. Мне и не снилось, что можно войти в вихрь, но стоило мне увидеть, что это может Клиттихорн, и я разгадал способ. В известном смысле все, что случилось, это моя вина, хотя бывали дни, когда я сомневался в этом. И все-таки именно из-за некоторых недостатков моего характера возник этот кризис. Видишь ли, я очень хороший волшебник, моя дорогая. Я просто не очень хороший человек.
И вот, пока мили за милями сменяли друг друга там, внизу, под ними, Чарли с грустью узнала наконец, какие пустяки сломали судьбу Сэм и ее, Чарли, и грозили взорвать весь Акахлар.
Ланг был тогда профессором Принстонского университета. Гениальный юноша, он получил степень доктора философии и свою карточку избирателя почти одновременно и уже достиг многого к тому времени, когда впервые встретился с человеком, которому суждено было стать его врагом.
Интересы Ланга лежали в области теоретической физики. Люди, которые занимались этим, тихо работали в кабинетах, погружаясь в свои мысли, воображая невообразимое и создавая математические и компьютерные модели, чтобы подтвердить принципы, которые никогда не получали никакого практического
