Глава 8. Страсть людоедки
Прохор Михайлович сидел в жилой комнатушке фотомастерской и уныло смотрел в окно на серую и грязную улицу. Настроение было подавленное, да и самочувствие неважное – как всегда бывало по весне, старые болячки давали себя знать. Отвратительному его состоянию способствовала к тому же и погода – сырая, пасмурная, промозглая…
В дверь, ведущую из подвального помещения, резко и требовательно постучали. Прохор Михайлович невольно содрогнулся – его всегда охватывала дрожь, когда он слышал стук в ЭТУ дверь. Впрочем, стук в дверь наружную вызывал у него приступ настоящего ужаса, ибо он постоянно жил в тягостном ожидании, что за ним вот-вот придут.
- Войдите… - вяло откликнулся он, хотя прекрасно знал, кто именно к нему пожаловал. В эту дверь всегда входила исключительно одна женщина… Вот только женщина ли она или какое-то иное создание, чуждое человеческой природе и обладающее лишь обличьем человека, Прохор Михайлович нередко определить с достаточной точностью не мог.
Дверь приоткрылась, и в комнату шагнула Августа. Прохор Михайлович отвернулся от окна и поднял на нее глаза. И как это бывало почти всегда, невольно замер при взгляде на нее – Августа всякий раз вызывала у него шок!
Ну не было на свете женщины столь же великолепной, как она!
По крайней мере, он не встречал… Она встала, выпрямившись во весь свой высоченный рост, посреди комнаты и бросила на сидевшего перед нею и собравшегося в комок соседа снисходительно- полупрезрительный взгляд. Под этим ее взглядом из-под полуопущенных век Прохор Михайлович показался самому себе каким-то жалким, слабым и ничтожным.
- Здравствуй, Прохор, - сказала Августа мягким и немного вкрадчивым голосом.
Для него этот ее голос всегда звучал прекраснее любой музыки.
- Здравствуй, Августа… - пролепетал он в ответ чуть слышно.
- Что-то выглядишь ты неважно, - заметила женщина с легкой озабоченностью. – Заболел, что ли?
- Заболел? – Прохор посмотрел на соседку со злобой, но взор его тотчас потух. – Да я уж и не упомню, когда здоровым был.
- Сам виноват, - с насмешкой сказала Августа. – Крепкий еще мужик, а разложил себя совершенно, как старая баба! Стыдно ведь должно быть… бывший царский офицер, как-никак …
Последнее слово Августа произнесла, чуть подавшись вперед, наклоняясь над сидящим Прохором. Голос ее при этом звучал зловеще и приглушенно, словно не человек говорил, а змея прошипела. Прохор поднял на нее глаза, мгновенно расширившиеся от ужаса.
- Господи… откуда тебе это известно?
- Известно что? – Августа игриво склонила голову. – Что ты бывший царский офицер? Ну так мне много чего про тебя известно, Прохор.Да и ты про меня много чего знаешь, разве нет?
- Что именно? – Прохор взглянул на соседку очень недружелюбно.
- Ну например, что я потомственная дворянка, ты ведь знаешь?..Из бывших, по большевистской революционной терминологии…
Прохор угрюмо заметил:
- Ну, это можно и так заметить, стоит только приглядеться к тебе. Просто людям нынче не до такого рода наблюдений, они заняты вопросами собственного выживания. Но я все же немножко отличаюсь от обычных обывателей. Как-никак, а фотомастер профессия творческая, требует особой наблюдательности.
- Давай-ка не будем об этом, - сказала Августа, ласково проведя кончиками своих длинных пальцев по его редеющим волосам. – Наблюдательный ты наш… Мы с тобой очень крепко повязаны, Прохор. Так повязаны, что крепче не бывает…
И она поставила перед ним тарелку, которую принесла с собой. На тарелке лежали два печеных пирожка и две продолговатые мясные котлеты. При виде их Прохор Михайлович сморщился, будто от приступа зубной боли.
- Господи… - прошептал он.
- Что «Господи»? – вкрадчиво заметила Августа, покровительственно взирая на него с высоты своего роста. – Именем Господним сыт не будешь. Так что кушай вот… пока и впрямь не заболел.
Прохор Михайлович с ужасом смотрел на принесенные ему 'изделия'. Августа перехватила его взгляд и ехидно усмехнулась.
- Батюшки, переживаем-то как… - мелодично пропела она.
- Как… - хрипло выдохнул фотомастер и тут же замолк, так как ему перехватило горло.
- Что «как»? – бросила Августа небрежно.
- Как его… звали? – выдавил из себя Прохор Михайлович.
- Ну… Тимкой его звали! – с улыбкой отвечала Августа. – Вырос бы до мужика, стал бы Тимофей. Да хватит сопли-то распускать, мужик ты или нет? Сирота был, никому не нужен, по городам и весям скитался, как голь перекатная! Все равно где-нибудь бы сгинул! А так хоть польза от него будет, да немалая…
- Польза? – поднял на нее глаза Прохор. – Это ж кому польза?
- Ну как кому? Мне польза. Пелагее польза. Тебе, дураку, польза – с голоду не подохнешь! Я уж про недуги твои давно знаю… На вот, ешь, сказала! Ты мне еще живой пригодишься, а дохлый ты мне совсем не нужен.
Она резко придвинула тарелку ближе к фотомастеру. В этот самый момент вдруг ожил маленький черный репродуктор, что стоял на тумбочке возле кровати. Хриплый дикторский голос откуда-то издалека сурово и звучно заговорил, четко выговаривая каждое слово:
- Внимание!..Говорит Москва… От советского Информбюро… Передаем последнюю сводку о положении на фронтах…
- Надо же! – не то уважительно, не то насмешливо заметила Августа. – Ты еще радио слушаешь, Прохор! Впору тебе политинформации проводить…
- А как же не слушать? – укоризненно взглянул на нее Прохор Михайлович. – Не в чужой стране ведь живем…
- Это твоя страна, Прохор? – ледяным тоном спросила Августа.
- Моя! – озлобленно отвечал фотомастер. – И твоя, между прочим, тоже…
Августа ничего не ответила на такое замечание. Между тем металлический дикторский голос продолжал трагически вещать из репродуктора:
- В соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего с конца марта наши войска вели наступательные бои по фронту от Ленинграда в районе Демянска, на льговско-курском направлении, на смоленском направлении, в районе Харькова, а также в Крыму. В результате героических действий наших войск планы германского наступления на южном участке фронта в направлении Воронежа были сорваны и отложены на неопределенный срок. Немецкие дивизии несут большие потери в ходе наступления наших войск…
- Несут большие потери! – саркастически заметил Прохор Михайлович. – А о наших потерях ни слова! болтуны… трепачи…
- Переживаешь, да? – сочувственно спросила Августа, склоняясь над фотографом и заглядывая ему прямо в глаза. Но Прохор Михайлович был целиком погружен в передаваемую фронтовую сводку и только нетерпеливо сделал ей знак, призывающий к тишине.
- В течение 5-го, 6-го и 7-го апреля войска Крымского фронта вели упорные и ожесточенные бои на западном направлении, - продолжал информировать диктор. Сделав паузу, он скорбно добавил: - Несмотря на самоотверженность и героизм наших воинов, наступательная операция, проводимая советским
