Сталинград отстояли, врага отбросили, фронт покатился на запад. И хотя вблизи Краснооктябрьска порой появлялись немецкие самолеты, немцы сюда не пришли. Было несколько бомбежек над Зеленогроском, несколько раз бомбили эшелоны с людьми, ехавшими за хлебом, бомбили паромы на Вятке, но после 42-го года эти ужасы кончились. Немец в эти края не добрался… помиловал Господь!
А Леонид писать перестал… Не было и фронтового «треугольника», которого каждая семья боялась, как чумы. Ничего не было! Месяцы, потом и годы… Леонид замолчал, никаких вестей не приходило. Антонина уже ждала самого худшего, ночами плакала в измятую подушку. Молодость неумолимо уносилась прочь, ее молодые годы были наполнены лишениями и невзгодами, а что дальше? пустота и неизвестность. А ведь жизнь только начиналась!
Молодой и красивой женщине было безумно жаль себя.
И вот пришел день, которого так ждали все – и стар, и млад. Победа! Берлин взят, красное знамя водружено над поверженным рейхстагом! И – хотя время оставалось тяжелым, голодным, страшным, это был действительно праздник. Краснооктябрьск теперь жил ожиданием возвращения победителей.
Эшелоны с фронтовиками, возвращавшимися с войны, периодически шли через Зеленогорский вокзал, и краснооктябрьские женщины мотались в Зеленогорск в надежде встретить своих прямо там, на узловой станции. Антонина тоже ездила с ними. Это вначале. А потом, когда поезда привозили отцов, мужей и братьев кому угодно, только не ей, она ездить в Зеленогорск перестала. Не хотела рвать душу… Если Леонид приедет на каком-нибудь поезде, дорогу найдет! А писем от него по-прежнему не было. А может, и писал он, да письма не доходили, терялись где-то на фронтовых дорогах? Антонина терзалась бесплодными ожиданиями, извелась вся, похудела… И когда миновала победоносная весна, пролетело лето, затем отшумела осень, завьюжило, заметелило, на нее стали посматривать как на солдатскую вдову. Она все также плакала ночами, изнывала в тоске, а Леонид все не возвращался.
Так прошел целый год после Победы, за ним покатился, отсчитывая недели и месяцы, второй. Леонид по-прежнему не подавал о себе никаких вестей. Антонина уже задумывалась – а стоит ли ждать? Знакомые женщины – и те, к кому мужья вернулись, и те, что стали вдовами, наперебой советовали ей начать поиски, посылать запросы там всякие… Но Антонина в таких делах была совсем несведуща, присутственных мест боялась как огня. Она жила как в оцепенении, а время неумолимо шло.
К лету 47-года Антонина уже смирилась, что больше не увидит мужа. Смирилась и умом и сердцем. Что ж, таких неприкаянных вдов тоже было немало. С одной стороны, у них оставалась хоть какая-то надежда… такая вдова всегда думала – а вдруг все-таки вернется? Сегодня, завтра, через неделю? И другие вдовы, которые точно знали, что они вдовы, даже в чем-то завидовали им: «Вот, мол, к ней муж, может, еще и возвратится, а вот ко мне – никогда!..» Вроде бы что-то похожее на преимущество даже… Но чем больше проходило времени, тем неумолимее такое «преимущество» превращалось в настоящий кошмар. Каково это – жить бесконечным ожиданием, нервно вздрагивать от каждого стука в оконное стекло или от звонка в дверь, настороженно приглядываться к каждому прохожему в военной форме… «А вдруг он»?..Нет, не он… И снова разочарование, снова тоска, снова беспросветное отчаяние. И сколько лет можно выдержать такую пытку?
Наступил светлый и теплый июнь. Продовольственные карточки уже отменили, но время оставалось голодным, суп детям варили из воды, в которой плавал одинокий капустный лист. С хлебом тоже бывали частые перебои. А потому повадились краснооктябрьские женщины ездить на поезде в Зеленогорск за хлебом. Там недалеко от вокзала имелась хлебная лавка, и раз в неделю они ездили туда, вставая с петухами, чтобы, отстояв длиннющую очередь, разжиться караваем хлеба и отвезти его семье на недельный прокорм.
В послевоенные годы из Краснооктябрьска в Зеленогорск ходил маленький паровозик, к которому цепляли шесть дощатых вагончиков, выкрашенных в ярко-зеленый цвет. В Краснооктябрьске этот единственный состав, соединявший городок с узловой станцией, называли хлебным поездом.
В тот солнечный и ясный день тетки ехали в Зеленогорск целым гуртом, занявши сразу два вагона. Приехали в город, шумной толпой высыпали на перрон. Чтобы попасть в заветную лавку, надо было перейти на другую платформу – туда, где находилось здание вокзала, а дорога проходила по высокому узкому пешеходному мостику, что поднимался над железнодорожными путями. Антонине нравилось с этого мостика наблюдать за приходящими и уходящими поездами, но при этом она всегда испытывала безотчетный страх: ей всегда казалось, когда она проходила по этому мостику, что он под нею чуть заметно раскачивается. А вдруг возьмет, да и рухнет? Но когда она шла по мостику вместе с подругами и соседками, этот страх куда-то исчезал.
Лавка была еще закрыта, когда гомонящая толпа краснооктябрьских женщин подвалила к ней и пристроилась в хвост уже имевшейся там очереди. Предстояло несколько часов ожидания. Чтобы не тратить зря время, двух женщин отрядили на вокзал купить обратные билеты на всех, пока еще народу собралось не слишком много. За билетами были посланы Антонина и ее соседка Авдотья Семенова, две самые молодые и легконогие. Несмотря на утренние часы, на вокзале уже царила давка, и когда они встали в очередь в кассу, Антонине сделалось нехорошо. Она пожаловалась товарке на дурноту.
- Ну так здесь дышать нечем! – понимающе заметила Авдотья. – Не мучайся, ступай на улицу, воздухом подыши! Я постою…
- А ты как же? – несмело спросила Антонина. – Тебе-то каково здесь задыхаться?
- А мне ничего не будет, - бодро отозвалась та. – Я баба крепкая…
Антонина застенчиво улыбнулась: Авдотья была права – она была старше Антонины на шесть лет, у нее было две дочки, которых она сумела прокормить в войну, ее муж с фронта вернулся без одной ноги и с изуродованной другой… И впрямь крепкая! глядя на нее, Антонина думала не раз, что таких тягот, какие выпали на долю Авдотье, ей никогда бы не выдержать.
Она вышла на улицу. Разгоравшийся июньский день обещал быть жарким. Народу перед зданием вокзала собралось немало – разношерстная толпа с узлами, мешками, потертыми чемоданами… Судя по всему, в скором времени ожидался поезд на Москву. Где-то за вокзалом, в черте близлежащих городских дворов, невидимый отсюда армейский оркестр исполнял военные песни. Дружный хор молодых мужских голосов раскатисто запевал:
Антонина вдохнула всей грудью теплый бодрящий воздух. Толпа на платформе густела прямо на глазах: люди все прибывали и прибывали. Надо было спешно уходить отсюда – тошнотворная вонь, исходящая от множества вспотевших тел, немытых рук, нестиранных одежд и пыльных мешков захлестнула ее с головой так, что молодая женщина едва не хлопнулась в обморок. Увидев издали приближающийся поезд, Антонина поспешно и неловко попыталась отойти подальше от вокзала и встать поближе к противоположному краю платформы. Народ сновал по перрону туда-сюда, и у нее начало уже рябить в глазах.
Остановившись у оградки, Антонина с трудом отдышалась, пытаясь прийти в себя. И вдруг…
- Тоня! – раздался за спиной у нее робкий мужской голос.
Женщина вздрогнула и резко обернулась: голос показался ей не просто знакомым, а скорее родным! Но в первую секунду она никого не увидела, ибо обращавшийся к ней человек оказался настолько низко, что головой доставал ей только до пояса. Антонина не сразу сообразила, в чем причина: нет, это был вовсе не
