всех сторон. Включил настольную лампу…
«Ну что ты колеблешься! Все равно тебе придется ее вскрывать! Если не здесь – так на кладбище! Разве есть разница?..»
Разницы, похоже, не было. Влад сидел перед зеркалом и видел свое отражение прямо в упор – видел самого себя с коробкой в руках. Пальцы его слегка дрожали. Кругом царила замогильная тишина, и ее не нарушал ни один звук…
«Будь, что будет, но я ее открою! – решил он наконец. – Действительно, все равно ее придется открывать! И лучше здесь, а не на кладбище…»
Он принялся с помощью ножа отрезать окаменевшие лоскуты какой-то прочной ленты, охватывающей металлический корпус. Справившись кое-как с ней, начал вскрывать крышку тем же ножом, будто консервную банку. Наконец после долгой возни крышка с громким металлическим щелчком открылась.
Влад положил открытую коробку перед собой. Внутри лежал плоский, подогнанный по форме контейнера, сверток, завернутый в пожелтевшую ветхую газету, покрытую слоем серой пыли.
- И что? – заметил Влад самому себе вслух. – Здесь и заключено главное зло? Именно это я должен сжечь на местном кладбище такого милого и тихого провинциального города?
Он незаметно для самого себя начал юморить, потому что внезапно ощутил в душе растущую тревогу. Так бывает у человека, совершающего нечто заведомо запретное.
«Ерунда, - подумал Влад, - это всего лишь нервы… Сверток все равно придется развернуть и посмотреть – что же в нем находится! Хоть одним глазком…»
Стараясь меньше пылить, он осторожно развернул газету и сбросил ее со стола на пол. Из свертка Влад извлек плотно сложенные тонкие листы бумаги, исписанные мелким, четким и аккуратным почерком. Их было много, они были тщательно подогнаны друг к другу и спрессованы.
«Интересно, - подумал Влад. – Кто-то вел какие-то записи, потом запечатал их в коробку и спрятал в подполье… Но вопрос - зачем? А главное – почему мне нельзя их прочитать? Какую опасность могут в себе нести эти старые, никому не нужные бумажки? Или они содержат чью-то тайну? Уж не тайна ли здесь нашей Самсонихи? Иначе с чего бы она стала меня предостерегать от их чтения? Возьми, мол, и сожги! Не глядя, не читая… Ну уж – дудки! Я не стану сжигать незнамо что. Вдруг эти бумажки содержат что-то очень важное?..А ну-ка посмотрим…»
Он положил перед собой первый листок. На нем имелся заголовок, гласивший: «Записки мастера- фотографа. 1941 – 1961 годы. Город Краснооктябрьск.» А дальше шли записи, разделенные по главкам, и каждая из них предварялась определенной датой. Это было нечто вроде дневника, только содержавшего не все календарные даты подряд, а видимо, лишь такие, с которыми были связаны какие-то примечательные для автора события.
«Ишь ты! – подумал Влад. – Записки… Сейчас вообще модно писать мемуары или там разного рода воспоминания. Интересно, о чем может поведать миру скромный мастер-фотограф?»
Владу была хорошо известно, что мемуары и воспоминания нынче пишут многие: писатели и артисты, театральные деятели и художники, военачальники и известные спортсмены. Но тут перед ним были воспоминания скромного обывателя, городского фотографа. О непритязательности автора свидетельствовало и будничное название – «Записки…»
Влад быстро пробежал глазами первые несколько листков, не особо вникая в суть прочитанного. Автор сообщал кое-какие подробности о городской жизни Краснооктябрьска предвоенных месяцев, плавно переходя к событиям первого года войны. Автор хорошо владел языком, явно умел излагать свои мысли и впечатления. Однако в самом изложении Влад не заметил ничего примечательного, никаких значимых событий, ничего достойного внимания потомков. Такие записи могли представлять интерес разве что для сотрудников местного краеведческого музея, собиравших материалы для экспозиции на тему «Наш родной город в годы войны. Свидетельства очевидцев.» Совершенно нейтральные дневниковые записи городского обывателя, живущего сугубо своими личными, волнующими лишь его самого заботами. Ну, и где тут место так называемому «главному злу»?..
Влад коротко зевнул и хотел уже засунуть сложенные листки обратно в коробку, как вдруг взгляд его случайно выхватил из убористого текста написанное женское имя – Августа… Он сразу же насторожился: вот оно, это имя, принадлежавшее некой женщине, на могиле которой он должен совершить аутодафе над этими бумагами! Так велела Самсониха. И еще она сказала, что эта Августа каким-то образом влияет на Галю… вроде как даже власть над ней имеет!
Чушь несусветная, разумеется. Эта женщина давно умерла! Есть ее могила на городском кладбище. Как же может быть, чтобы…
Продолжая рассуждать, Влад машинально перелистнул еще с десяток исписанных страниц и вдруг наткнулся на фотографии. Мастер-фотограф не просто написал свои воспоминания о жизни в Краснооктябрьске в военные годы – он еще снабдил их своими фотоиллюстрациями!
Влад с интересом разложил на столе несколько стареньких, тронутых желтизной фотографий. А фотограф и вправду был мастером своего дела! Похоже, это были фото людей, посещавших фотоателье во время войны. Чем-то они приглянулись мастеру, и он их оставил для потомков. И – не просто оставил: спрятал! Что в этих людях примечательного? А может быть, фотограф считал их фотопортреты просто наиболее удачными своими работами? Их было немного, этих фотографий –
с десяток, не больше. Влад неторопливо принялся их перебирать, все еще надеясь увидеть нечто пусть не необычное, но хотя бы стоящее хоть какого-то внимания. Подросток лет 12-ти… Девочка лет 7-ми… А вот – бравый офицер в форме 41- 42 годов, без погон еще, два кубаря в петлицах… Взгляд суровый, решительный, брови вразлет, квадратный подбородок… Наверняка фронтовик! Красавец военный…
А вот женщина во весь рост почти… Влад присмотрелся к фото внимательнее:
Молодая, лет тридцати, высокая, статная… Великолепные руки - длиннопалые, породистые, красивые… Весьма впечатляющее лицо – чуть удлиненное, с большими темными глазами, и взгляд такой чарующий! а на губах чуть заметная улыбка. Длинные, темные волосы, тяжелыми полукольцами падающие на плечи. Неужели во время войны, в голод и холод, возможно было встретить такую роскошную женщину? Великолепный фотопортрет! Прямо шедевр… Интересно, кто это? Может быть, именно это и есть та самая Августа?..Странно, но глаза женщины на старой фотографии неожиданно показались Владу знакомыми! Это было совершенно невероятно…
Он продолжал разглядывать фото – оказалось, что оно содержит в себе нечто такое, чего Влад сразу и не заметил. А когда разглядел – невольно содрогнулся от ужаса! И ему почудилось даже, что он ощущает, как волосы на голове его поднимаются дыбом...
Тимка слез с поезда на товарной станции и сразу же пошел за немногочисленной толпой приезжих по узкой, раскисшей от дождей тропке, ведущей в город. За время своих скитаний он уже успел усвоить, что следует всегда придерживаться людского потока, ибо он непременно приведет туда, где можно раздобыть хоть какую-то еду. Когда группа худых и оборванных людей, к которым он прибился, обогнула дышащий белым паром паровоз, Тимка понял, что и на этот раз не ошибся: еще издали он увидел здание старинной церкви, окруженное низенькими жилыми домами, а возле церкви – обширное пространство, обнесенное потемневшим от дождя деревянным забором. Даже отсюда было видно, что там стоят столы и шевелятся крошечные людские фигурки… Несомненно, это был рынок! Это было место, где наверняка удастся чем- нибудь поживиться.
Тропа вела прямиком к церкви через поле. Наверное, летом здесь было жарко и хорошо – особенно, когда светило и грело яркое солнце. Но сейчас солнышка не было – по небу, гонимые ветрами, мчались мрачные клочковатые тучи, в любую минуту готовые пролиться холодным ледяным дождем. Идти по тропе также стоило Тимке немалых усилий: его ноги, ослабевшие от постоянного недоедания, расползались в стороны на тропе, политой жидкой грязью, а пронизывающий ветер нещадно трепал его ветхий зипун, словно намеревался его сорвать и унести. К тому же Тимке приходилось еще всеми силами удерживать рукой старый картуз, нахлобученный на его русоволосую голову, ибо порывы ветра то и дело свирепо
