мальчик?
Тимка несмело приблизился к ее торговому месту, глядя на женщину с опаской, будто ожидал какого-то подвоха.
- Иди сюда… - ласково сказала женщина. – Вот тебе пирожочек. Маленький, конечно, но что поделаешь! Столько смогла мучицы-то наскребла… Вот, поешь!
Она вынула из мешка пирожок и протянула его Тимке. Тот нерешительно принял его немытыми пальцами. Однако положить в рот и надкусить его Тимка никак не мог решиться.
- Тетя… - опустив глаза, прошептал он. – А вы меня бить не будете?
- Бить? – опешила женщина. – Миленький, да за что же это я должна тебя бить?
- Ну, если… я его съем?
- Господи! – воскликнула торговка. – Да ведь я же сама тебя угостила! Бить я его, видишь ли, буду… Выдумал тоже… Ешь, не бойся!
И Тимка с жадностью набросился на пирожок. Ничего более вкусного он, кажется, в жизни еще не едал! Пирожок был еще даже теплый( плотный холщовый мешок сохранил остатки тепла печи), с мясной начинкой – такой нежной, чуть-чуть даже сладковатой совсем по-домашнему. Тимка со второго надкуса стал есть аккуратно и помаленечку, растягивая удовольствие, зная, что второго пирожка добрая тетя уж точно не даст…
Мужик-торговец завистливо поглядел на осчастливленного Тимку и демонстративно отвернулся. Может, сам стоял голодный и знал, что угощение не про него, может, о своих детях вспомнил, которым не то, что пирогов, а и простого хлеба часто не видать; а может быть даже, стало ему стыдно за свое поведение… Впрочем, от мрачных раздумий его отвлекли вдруг подошедшие покупатели, похоже, приезжие и, по виду, люди с деньгами. Торговец сразу оживился и обо всем прочем забыл.
Между тем женщина с трогательной улыбкой на устах наблюдала, как Тимка
поглощал предложенное ему угощение. Видя, как неторопливо и размеренно он ест, как смакует пищу прежде, чем ее проглотить, она решила, что с ним вполне можно поговорить, не мешая ему наслаждаться вкусной едой.
- Как тебя зовут, мальчик? – спросила она.
- Тимка, - отвечал юный скиталец.
- Тимофей, значит, - улыбнулась женщина. - И сколько же тебе лет, Тимка?
- Тринадцать…
- Очень хорошо, - заметила хозяйка вкусных пирожков. – А меня зовут Августа…
- Августа? – Тимка удивленно поднял на нее глаза.
- Да, Августа, - она улыбнулась. – Так меня назвали в детстве мои родители. Немного непривычное имя, правда? Зато хорошо запоминается.
Тимка вежливо промолчал. Мало ли какие имена встречаются на свете! Не ему и
судить – какие из них привычные, какие – не очень. Женщина взглянула на мальчика очень внимательно и как-то вроде заинтересованно, что ли.
- Тимофей, - спросила она очень серьезно, - а где твои родители?
- Папку на фронте убили, - угрюмо сообщил мальчик, - а мамка заболела и умерла.
- Да… - сумрачно отозвалась Августа и, немного помолчав, спросила еще: - А братья и сестры у тебя есть?
- Был у меня брат, но умер от голода, - сказал он, - еще мамка была жива… Один я вот и остался.
Августа как будто о чем-то крепко призадумалась. Чуть склонив голову, она терпеливо дожидалась, пока мальчик, закончивший есть, тщательно соберет с почерневшей поверхности стола последние хлебные крошки.
- Смотрите, а дядька этот ушел! – сказал Тимка, мотнув головой в сторону противоположного края.
- Какой дядька? – слегка удивилась женщина.
- Ну этот… с которым вы тут поругались из-за меня!
И действительно, торговое место, занимаемое мрачным мужиком, теперь
пустовало. На раскисшей от снежного месива земле виднелись только следы сапог.
- Ну, так пришли покупатели, купили у него весь товар, вот он и ушел! – беззаботно заметила Августа. – Ну и пусть себе идет! Злой дядька, никогда его раньше тут не видела и видеть не хочу. Однако… - она сокрушенно вздохнула. – Мне, наверное, тоже пора!
- Вы тоже сейчас уйдете? – спросил мальчик грустно.
- А что делать, Тимка? – снова вздохнула женщина. – Видишь, наступает вечер, темнеет уже. Покупателей и так мало, а в потемках они вообще не ходят. Вот осталось у меня несколько пирожков, понесу обратно домой! Будет хотя бы, чем поужинать.
Августа деловито начала завязывать мешок. Тимка как завороженный, следил за ее движениями: пальцы у Августы были очень длинные, такие гибкие, сильные… они сноровисто и быстро завязали горловину мешка узлом. И там навсегда исчезли для Тимки эти такие вкусные, волшебные пирожки… Женщина свернула расстеленную на столе газету, на которой располагался ее товар, и убрала ее в сумку вместе с мешком.
- Спасибо вам большое, - тихо сказал Тимка.
Августа взглянула на него со скорбной улыбкой.
- Куда же ты теперь, Тимофей? – спросила она тихо. Голос ее звучал мягко, ласково и немного вкрадчиво…
- Не знаю, - подросток потупился. – Поел вот, теперь на вокзал, наверное, пойду, а там на какой- нибудь поезд сяду. Куда-нибудь да привезет…
- Сиротинушка ты горемычная, - сказала женщина сочувственно. – И давно ты так мыкаешься?
- С начала зимы… как мамку похоронили.
Августа помолчала, глядя на него сверху вниз – скорбно и задумчиво. Тимка думал, что она сейчас повернется и уйдет, но женщина вдруг сказала:
- А знаешь что, Тимка? Пошли ко мне домой…
Бедный Тимка ошеломленно уставился на женщину. За время своих скитаний он ни от кого не слышал ничего подобного.
- Да что вы… тетя Августа! Как же я могу…
- Очень просто, - улыбнулась женщина. – Берешь и идешь ножками! Прямо ко мне домой. Я тебе там еще пирожков дам. Помоем тебя… Ну, а там посмотрим, как с тобой быть. Загадывать пока не станем.
Мальчик не знал даже, что и сказать. Ему казалось, что он просто видит какой-то дивный сон. Он кому-то нужен! Его зовут домой, обещают накормить…
- Ну так что? – ласково улыбнулась Августа. – Пойдем же, а то скоро совсем стемнеет!
И она с доброй улыбкой протянула ему руку.
Тимка дрожащей рукой схватил ее длинные теплые пальцы – такие гладкие, такие сильные. И сама Августа была вся такая высокая, красивая, сильная! Тимке сделалось так хорошо и покойно на сердце, как не было уже много-много дней!
Они пошли по рынку, с которого исчезали прямо на глазах последние редкие посетители, вышли из ворот, потом двинулись по узенькой грязной улочке мимо церкви и дальше, в город. Отсюда открывался величественный вид на реку, только сейчас вода в реке была свинцово-серой, а по-над речной гладью быстро неслись угрюмо-зловещие и грязно-серые тучи. На пологих черных берегах еще лежал сероватый снег. Навстречу попадались порой редкие одинокие прохожие, которые перемещались в сгущавшемся полумраке, словно бесплотные тени. Ослабевшие от недоедания люди передвигались мелкими шажками, покачиваясь под резкими порывами холодного ветра. И только тетя Августа шагала широко и уверенно, твердо ступая своими высокими ногами, и ее длинная черная юбка шелестела в такт ее размеренным и
