вид.
- Что у тебя за темнотища такая, Пелагея? – спросила Августа женщину, встретившую их в комнате. – Ни зги не видать…
- Свет только в десять включат, сама знаешь, - отвечала та недовольно. – Электроэнергию, вишь, экономить им надо…
- Ну, так керосиновую лампу зажги! Не впотьмах же сидеть!
- Сейчас зажгу… Керосин-то у нас, тоже, чай, не казенный…
Женщина, которую звали Пелагеей, разожгла керосиновый светильник, и стало понемногу светать, а по стенам поползли черные изломанные тени.
- Так лучше? – спросила Пелагея.
- Знамо дело, лучше! – отозвалась Августа. – Вот видишь, какого мальчонку домой привела! Можешь на него посмотреть.
Пелагея приблизилась к Тимке, внимательно его разглядывая. В свою очередь Тимка не менее внимательно разглядывал ее. Пелагея ему не понравилась: плотная, коренастая, она была на целую голову ниже Августы ростом; лицо ее было грубым и некрасивым – если тетя Августа лицом была похожа на сказочную волшебницу, то у Пелагеи физиономия была будто вырублена топором. Ее узкие мерцающие глазки смотрели на Тимку настороженно и подозрительно. Тимка даже слегка испугался, когда она мрачно улыбнулась ему, показав широкие желтоватые зубы.
- Ну, и как он тебе? – задала ей Августа странный вопрос.
- Хороший мальчик, - осклабилась Пелагея.
А Тимка подумал, что встреть он на рынке вместо Августы Пелагею, то ни за что не пошел бы с нею, как бы она ни приглашала.
- Воды хоть приготовила? – спросила Августа деловито.
- Воды-то? Приготовила…
- Ну и то хорошо. Парнишку-то помыть надо, а то чумазый весь.
- Сейчас и помоем, - согласилась Пелагея. – А ну, пойдем-ка со мной… отрок!
И она протянула к Тимке свою широкую тяжелую пятерню.
Тимка хотел было возразить – ему не нравилось, что Пелагея трогает его, ибо делала она это довольно неаккуратно, даже грубо, будто он был неживой! Помыться, конечно, это – дело необходимое, но ему хотелось бы, чтобы с ним была тетя Августа. Но, похоже, у этих женщин все уже заранее оговорено, да и Августа как-то перестала обращать на него внимание, полностью предоставив его в распоряжение своей товарки. От этого Тимке стало даже немного обидно.
Пелагея положила Тимке на плечи обе свои ладони, и они словно придавили его к земле. Он как-то сразу понял, что выражать недовольство, а тем более сопротивляться ей нельзя – этой женщине лучше сразу покориться. Она развернула его спиной к себе и подтолкнула вперед. Тимка с удивлением увидел, что здесь есть еще одна дверь, ведущая в другую комнату. Сперва, да еще в темноте, это было незаметно, так как дверь была закрыта от посторонних глаз зимней одеждой, развешанной на стене. Еще Тимка успел заметить, что у одной из стен комнаты, в которой они все сейчас находились, имеется крутая лестница с каменными ступенями, ведущая наверх. Лестница была отгорожена от остального пространства комнаты кирпичной стенкой, затянутой потертой цветастой тканью.
- А куда эта лестница ведет? – полюбопытствовал он.
- На первый этаж, - буркнула в ответ Пелагея.
- А вы по ней не ходите?
- Ходим, ходим, - отозвалась она. – Только она не на улицу ведет. Там, наверху, люди живут, вот к ним и ходим, если надо бывает. Ишь, любопытный какой! Все узнаешь, как придет срок…
Придерживая его одной рукой за плечо, Пелагея толкнула дверь и ввела Тимку в другое помещение. Здесь было очень тепло, и ему сразу захотелось раздеться. Это помещение было похоже на кухню: в углу стояла печь, и от нее в окно выходила труба, просунутая в форточку. Помещение имело окно, выходящее в световой колодец, выложенный из кирпича; окно было высоким и довольно широкое. Сквозь стекло Тимка увидел оштукатуренную стенку колодца и лишь на самом верху узкую полоску черного неба.
В этой комнате было светлее, чем в большой, потому что здесь находилась печь, и в ней еще тлел очаг, дававший тусклый красноватый свет. Поэтому Тимка разглядел большую лохань, стоявшую посреди помещения, а также объемистую кастрюлю на плите, установленную над печью. Между печью и окном были сложены дрова, а вдоль стены тянулся узкий кухонный стол, над которым на крючках и гвоздиках, вколоченным в стену, была развешана кухонная утварь.
Пелагея зачерпнула черпаком воду в кастрюле, размерами больше похожей на бак, в котором кипятят белье, и плеснула в стоявшую на полу лохань.
- А ну попробуй, не слишком горячо ли? – сказала она.
- Нормально, - отвечал Тимка, сунув в воду палец. Вода была в меру теплой, чуть-чуть даже горячей. Тимка и не помнил даже, когда в последний раз мылся горячей водой.
- А коли нормально, так раздевайся быстро и становись сюда ногами! – велела Пелагея.
Тимка стал снимать с себя ветхую, ношенную-переношенную одежду.
Пелагея брала из его рук вещи и, почти не глядя, швыряла их на сложенные дрова с таким видом, будто они годны были только в печь. Тимке это не понравилось.
- Тетенька, вы не кидайте их как попало, - робко попросил он. – Мне ведь их еще носить и носить.
- Носить и носить? – женщина вскинула на паренька острый взгляд своих узких мрачных глаз. – Ишь ты! Носить ему и носить. Да не понадобится тебе больше это старое тряпье!
Тимка смутился. Он захотел спросить – не собираются ли они с тетей Августой выдать ему новую одежду? И еще было странно – почему у Пелагеи оказалась приготовлена вода для мытья? Не могла же она знать, что Августа приведет его сегодня к ним домой… Чудно это все как-то! Однако он ничего так и не спросил: угрюмый вид Пелагеи совсем не располагал к разговорам.
Раздевшись догола, Тимка ступил в лохань. Теплая вода так приятно омывала стылые ноги! Он даже зажмурился от удовольствия. Между тем Пелагея подхватила обеими руками бак с водой, стащила его с плиты и водрузила его на пол рядом с лоханью. При этом даже не охнула… Это ж какую силищу надо иметь!
- Вы такая сильная, тетя Пелагея, - невольно вырвалось у Тимки.
- Да, я сильная, - самодовольно ответила женщина, - я очень сильная, мальчик, и чтобы я не захотела силу свою приложить к тебе, ты должен слушаться меня и пошевеливаться! Некогда мне с тобой тут разговоры разговаривать. Понял?
- Понял…- тихо прошептал в ответ Тимка. Пелагея пугала его все больше и больше. Она чем-то напоминала людоедку из сказок, которые ему папа читал в раннем детстве.
Женщина дала ему обмылок и мочалку, а сама стала поливать его водой, забирая ее из бака черпаком. При этом Пелагея бесцеремонно вертела его перед собой свободной рукой, поворачивая его к себе то передом, то задом, ничуть не смущаясь, что он стоял перед нею голый. Тимке было очень стыдно, но в руках Пелагеи ощущалась такая мощь, что противиться ей было бессмысленно и страшно…
И он покорно терпел, когда она то клала свою ладонь ему на голову, будто это была не голова мальчика, а пустой жбан; или когда поворачивала его, впившись могучими пальцами ему в плечо так, что он кривился от боли; или когда наклоняла его одним движением руки с такой властной силой, что он боялся, как бы она не переломила его пополам. Но он молчал, ибо Пелагея внушала ему неподдельный ужас… Тимка с нетерпением ждал, когда это мучительное мытье завершится, и он снова увидит тетю Августу – такую добрую и ласковую с ним…
Наконец, дверь открылась, и Августа вошла в кухню.
- Ну, как у вас дела? – бодро спросила она.
- Порядок! – ответила Пелагея. – Мы заканчиваем.
Она подала Тимке полотенце, расшитое затейливыми узорами, и тот начал вытираться.
- Вот какие мы чистые! – пропела Августа, играючи запуская свои длинные гибкие пальцы в его вымытые вихры. – Какие мы хорошие… правда, Пелагея? Очень красивый мальчик…
