– Исключено. – Саша обвел глазами кухню. – Квартиру придется отдать, но этого не хватит. Нет, это все, все, – еще раз безнадежно махнул рукой он.
– Но ведь дефолт же. Вся страна в жопе, ты, что ли, один?
– Да страна-то хрен с ней. Она все время в жопе. Привыкла уже. Чего ей сделается? А мне могут...
– Ну что, убьют, что ли?
– Убить, может, и не убьют, но крови попьют. Нет, все, все, конец. – Он обхватил руками рассыпающуюся на куски голову.
– А почему этого, ну, который наезжает на тебя, зовут так странно, Фаренгейтом?
– Он мистики любит в работе подпустить, ожившими мертвецами клиента попугать вместо паяльника, чтобы до кондиции довести, привидениями разными, голосами с того света.
– Но ведь это же полтергейст, – удивился Леня.
– Лень, им по барабану – полтергейст, фаренгейт, дефолт. Им все годится, все в кассу.
– Погоди, ты только не паникуй. Время все-таки до утра есть, а утро оно вечера... Деньги есть?
– Немного.
– Уехать куда-нибудь сможешь?
– Куда тут уедешь? Везде достанут. – Саша опять безнадежно махнул рукой.
– Загранпаспорт есть?
– Есть, – уже с небольшой надеждой ответил Саша.
– А виза куда-нибудь открыта?
– Да, в Германию.
– Прекрасно, а оттуда – ко мне в Голландию.
– Ну и что, рано или поздно все равно придется возвращаться.
– Может, и не придется, – задумчиво сказал Леня.
– Почему? – испугался Саша.
– Потому что ты там женишься, – как о решенном деле, сказал Леня.
– Чего-о?
– Женишься. Ты женишься там за неделю, если не будешь очень разборчивым.
– Серьезно, что ли? – обрадовался Саша.
– Знаешь, сколько там одиноких баб? Разобщенность в современном обществе, некоммуникабельность. Телевизор, радио, Интернет. С работы – домой. И тут ты. Открытая славянская душа, незамутненность чувств, неизвращенная сексуальность. Образован. Умен. Романтичен. У них знаешь, о чем мужики с бабами в постели говорят? О страховке, о недвижимости, об автомобилях.
– С бабой? Об автомобилях? – удивился Саша.
– Представь себе. Они не воспитаны на русской литературе, музыке.
– Да, я-то тоже в общем-то не очень на музыке.
– Только без этого, без ложной скромности. В нас это природное. Вот я по себе скажу – любят они этакую достоевщину, мятежностьдуха, нашу непредсказуемость. Вот как я женился, – Леня сделал несколько неопределенных жестов рукой, обозначив какой-то замысловатый зигзаг, – и все.
– Может, мне с гармошкой туда поехать? – предположил Саша.
– Зачем? – удивился Леня.
– Ну, для пущей непредсказуемости.
– Я тебе серьезно, – огорчился Леня, поняв, что друг шутит.
– И я серьезно. Я сейчас обрываю все концы. Продаю квартиру, машину. И если, например, со свадьбой будет облом, куда я вернусь? На Курский вокзал? Бичевать? Или в виде трупа на коптевские поля аэрации, ворон кормить?
– Я думаю, будет все нормально. Не ты первый, не ты последний.
– Непредсказуемость, говоришь? – сказал Саша после небольшой паузы и вдруг запел: – Врагу не сдается наш гордый «Варяг».
– Пощады никто не желает, – подхватил Леня.
Гладиаторы-мутанты
Саша съехал с шоссе под огромную синюшно-зеленую стрелку, на которой было написано «Русская рулетка. Битва гигантов отечественного автомобилестроения: ВАЗ, ГАЗ и МАЗ против всего мира» и остановил машину на краю огромного, простирающегося до горизонта и похожего на ушную раковину Большого американского каньона песчаного карьера.
На дне, под толщей выхлопных газов, которые не выдувались из глубины ветром и потому фиолетовыми слоями мягко струились от края до края, словно в карьере варилось какое-то дьявольское снадобье новых времен, в беспорядке стояло несколько десятков легковых и грузовых машин, раскрашенных причудливо и весьма разнообразно. Некоторые машины напоминали психоделических зверей из «Желтой подводной лодки», «исполненных очей», другие выглядели как одушевленные механизмы из «Звездных войн», третьи были просто исписаны разными лозунгами, как стены в туалетах.
Люди усеяли стены карьера, превратив их в амфитеатр Нового Колизея. Здесь и там лениво полоскались флаги спортивно-патриотических организаций, своей малопонятной славянской вязью напоминающие хоругви.
В глубине ямы звучала бодрая музыка, но на краю, где стояли Саша и Леня, был слышен только мощный ритм ударных, от которых край карьера осыпался и стекал вниз тонкими струйками песка.
Саша достал мобильник, набрал номер и сказал:
– Лех, ну, я здесь.
Снизу из толпы им помахали рукой. Скоро Леха, высокий седой парень с косичкой и бородкой клинышком а-ля генерал Грант, в пыльной, выгоревшей на солнце конфедератке, поднялся к Саше и Лене со дна карьера. Молча поздоровавшись за руку с друзьями, Леша стал осматривать и пальпировать машину Саши, «Волгу» благородного песочного цвета.
– Ты чего, мыл ее, что ли? – удивленно спросил он Сашу.
– А что, машина все-таки, не человек, – ответил Саша, стирая пальцем небольшой пыльный потек. – Она же сама помыться не может.
Леша хмыкнул и спросил:
– Бегает?
– А чего ей не бегать? Движок форсированный из кагэбэшной конюшни, свечи «бошевские», резина финская, а карбюратор с лодочного мотора «Кавасаки». Ничего отечественного внутри, продавать даже жалко.
– Так не продавай, – пробурчал Леша, подняв капот и осматривая мотор.
– Деньги нужны, – сказал Саша, нежно похлопав машину по дверце.
– Тогда не хнычь, но больше двух сотен я тебе не дам. Ты же знаешь, зачем я покупаю. – С этими словами Леша отдал Саше засаленную записную книжку, которую он вместе с другим хламом выгреб из бардачка.
Саша кивнул:
– А ладно, – и решительно отдал парню ключи.
Леша сунул руку между передними сиденьями и достал из щели бензиновую зажигалку, с которой Саша давно распрощался.
– Хочешь посмотреть? Я ее прямо сейчас в заезд поставлю, – сказал Леша. – Сегодня двенадцать «Запорожцев» набралось, и из них решили сделать суперзаезд. Ничего, если я твою «Волгу» с «Запорожцами» поставлю? Не обидишься?
– Ана что здесь можно обижаться? – удивился Леня.
– Ну как же, «Волгу» с «Запорожцем» равняем, стираем кастовые грани, вроде как западло, даже деньги обратно отдают, – произнес Алексей, вынимая на всякий случай ключи.
Саша отрицательно помотал головой и махнул рукой – давай, дескать, езжай. Леша сел за руль, и машина ожила, как норовистый конь. Она повела по земле задними колесами, но, почувствовав твердую руку, прыгнула с обрыва, не разбирая дороги, спустилась вниз по прямой, по почти отвесному склону, и, сделав полицейский разворот, встала рядом с клетчатым флагом, обозначающим старт.
– За такую машину две сотни? – изумился Леня, когда уехал Леша.
