– Мы устроили бойкот!
– Мм?
– Ну, то есть мы решили ее образовать… чтобы она тоже училась…
Марк внимательно слушал и в конце концов выяснил следующее. Милые детки, которых озабоченные их светлым будущим родители чуть не с пеленок начали учить языкам, быстро уловили в речи Лилии Магомедовны множество ошибок. Признай она свою вину или хоть промолчи – они, может, и дотянули бы до конца четверти в надежде, что тетка уйдет в декрет и им дадут кого-то другого. Но училка, услышав замечания, разоралась, обозвала их негодяями и дураками, понаставила двоек, чем и настроила против себя класс. После школы седьмой «А» отправился «на трубу». За школой проходили по поверхности трубы временного пролегания (так было написано на табличке, которая валялась рядом). Это место не просматривалось из школьных окон, а потому использовалось старшеклассниками как курилка и место для поцелуев, но после шестого урока иной раз оно доставалось и средним классам.
По итогам совещания, на котором председательствовал Петька Ронимский по прозвищу мастер Йода, было решено: на занятия ходить, чтобы не обвинили в прогулах. «Мы не можем дать им формальный повод для репрессий», – но молчать и на вопросы и вызовы к доске не отвечать. Просто молчать. Если начнет орать – гудеть хором. «Уверяю вас, коллеги, мы ничего не потеряем в плане знаний, так как данный конкретный экземпляр преподавателя отличается редкостным для наших широт непрофессионализмом», – вещал Ронимский, понахватавшийся от папы-дипломата навыков манипулирования аудиторией. Кроме того, они договорились записывать уроки, чтобы иметь на руках доказательства ругани училки. «В суде эти материалы не примут, но нам важнее эмоционально воздействовать на родителей, а они не любят, когда нас обижают… если это делают чужие, а не они сами». Петька, сын дипломата и преподавательницы философии, изъяснялся так, что порой одноклассники не сразу понимали, о чем речь. Но уж добавить к его словам и возразить точно было нечего. Настя восхищалась Петькой свыше всякой меры.
– Он с двух лет занимается какими-то единоборствами, потому что они жили в Японии и отец отдал его там в школу. Еще он умеет иероглифы писать. – Девочка завистливо вздохнула. – А однажды он принес на урок рисования несколько акварелей… Они были такие… такие прозрачные.
– Настя! Какие акварели к черту! Давай об английском! И вы все это сделали?
– Ну…
– Так. Молчали?
– Да.
– Гудели?
– Да.
– Записывали, что она говорит?
– Да.
– Я хочу это услышать.
Настя достала мобильник и включила нужный файл. Сквозь шум и треск Марк отчетливо расслышал голос, который на вполне русском языке ругался, обещая маленьким негодяям всяческие неприятности.
– Ясненько. Кого еще вызвали к директору?
– Петькиных родителей, Кости, Лады и Машки.
– Да? А почему, собственно, только вас, то есть нас?
– Потому что она знает, что мы ходим на курсы. Вот и решила, что это мы виноваты. Другие тоже ходят, но у нас она видела учебники и… Слушай, сходи ты завтра в школу, а?
– А маме ты не хочешь рассказать?
– Мама, она, понимаешь, почему-то всегда меня ругает.
– Да? Мне кажется, ты преувеличиваешь. Мама сильно возражает против употребления ненормативной лексики… Ага, ну-ка, ты обругала англичанку?
– Да ничего я ее не ругала! Она сказала, что мы дураки и не имеем права рот открывать. А я сказала, что она сама дура и не имеет права нас обзывать. А что, не так? Вот скажи, она имеет на это право?
– Нет, – ответил Марк.
– Вот! У нас, между прочим, был курс граждановедения, и права детей нам объясняли. Никто не имеет права унижать и оскорблять чужого ребенка, да и своего тоже. И ты не представляешь, как она нас ненавидит! Вот другие тоже, бывает, скажут что-нибудь, обзовут даже… Но видно, что не со зла, а когда человек объясняет, а мы тупим. Ну, бывает. Но никто не обижается! А эта…
– Ладно, я понял. Когда экзекуция?
– Без родителей велено не приходить, так что с утра, наверное.
На следующее утро у школы собрались родители: стоматолог, дипломат, автослесарь, торговый работник и педиатр. Трое пап и две мамы. Детей своих они тоже привели, но те в школу не спешили и маялись в сторонке. Краткое совещание показало, что родители не в восторге от происходящего, в разговоре с директором они выступали единым фронтом. В результате враги в лице директора и англичанки оказались повержены и было достигнуто мировое соглашение: Лилия Магомедовна покидает школу. А до конца четверти ее заменит мама Петьки, которая вообще-то собиралась идти преподавать на философский, но в связи с беременностью решила немного посидеть дома. Мама легкомысленно согласилась, Петька, узнав о таком решении, скривился и больно дернул себя за вихры. Потом оглядел одноклассников и просительно сказал:
– Вы уж это… поаккуратнее. А то она мне сестренку не доносит.
Надо сказать, Петькина мама оказалась кладом: на уроках дети смотрели Гарри Поттера по-английски, потом разучивали кусочки романа по ролям и ставили сценки, потом писали фанфики опять же по- английски, все были буквально счастливы. Марк преисполнился настоящей родительской гордости: еще бы, ведь Настя к нему первому пришла со своими проблемами, и он вполне успешно поучаствовал в их решении. Лане они потом изложили отредактированную версию событий, и все прошло гладко.
А теперь… Если этот человек захочет видеться с Настей? Что будет с их семьей, если Настя действительно станет богатой наследницей? Марк обхватил руками голову и застонал. Ну почему? Он нашел семью, свою семью, это случилось не рано, ему уже почти сорок. Он вдруг вспомнил, как прошлым летом они ездили за город.
Отпуск уже кончился, а школа еще не думала начинаться. Семейство торчало в городе, задыхаясь от пыли и духоты. Настя вредничала; девчонки разъехались, гулять не с кем. Выходные превращались в мероприятия по уборке квартиры и походы по магазинам, которые всем смертельно надоели.
И вот утром в субботу Марк лежал в постели и думал. «Сегодня мы поедем в супермаркет, потом домой, можно в спортзал сходить, девчонки переругаются…»
Спать не хотелось, он выполз в кухню, выпил кофе и раскрыл прихваченную где-то газету «Большой город». Заголовок повторял самый насущный на сегодняшний день вопрос – как не заскучать в городе летом?
Бог мой, сколько же всего интересного, думал Марк через пять минут, сложив пестрые листы. Действительно, и в Москве, и в ближнем Подмосковье полно усадеб и парков, где-то они были, а где-то нет. Куда бы, собственно, податься?
Он опять открыл газету и уставился на карту, испещренную значками. Надо проследить, чтобы Лана, не дай бог, не выбросила бесценное издание. Что тут у нас? Смотрим северное направление, чтобы не тащиться через город. Ленинградка… Дмитровка. А это что? Ах да, славный город Дмитров… Что тут у нас? Кремль, парк со скульптурными группами, историко-краеведческий музей… По дороге – музей танка, церкви… Волен, канал. А обратно? Обратно можно по Рогачевке. Или наоборот – туда по Рогачевке, а обратно по Дмитровке – так сподручнее останавливаться у танка. Потом он подумал, что девушек еще надо будет где-то покормить… понравится ли им в Дмитрове? Кремль кремлем, и пища духовная – это прекрасно, но за еду обычно отвечают другие люди, и тут у нас в России ничего не гарантировано. Поэтому берем сухой паек. Он быстренько распотрошил холодильник, наваял бутерброды, помыл огурчики, помидорчики, сливы, абрикосы, что еще? Попить. Воду и термос с кофе, нет, лучше какао.
Марк упаковал все в сумку, добавил салфетки и плед, потом пошел будить своих женщин.
Через полчаса он выгонял их, сонных, к машине.
– Я чего-то не догнала, – судорожно зевая и ежась, спрашивала Настя. – А мы куда?
