– На природу.
– А зачем?
– Смотреть новые места. Приключения!
– Мм? Какие у нас приключения-то могут быть? А сколько времени? Сколько? Марк, ты офигел?
– Настя! – очнулась Лана. – Что за лексикон?
– А чего он! Ты посмотри, еще только девять утра, а мы уже куда-то ползем!
– Не хочешь – оставайся дома, – буркнула Лана.
– Нет уж, – мстительно заявило дитя. – Хотите от меня отделаться? Пикник вдвоем? Фиг вам!
– Настя!
Девочка фыркнула и бережно пристроила на заднем сиденье папку с карандашами и бумагой.
Москва промелькнула быстро, они выскочили на Дмитровку, потолкавшись у кольца, потому что ненормальные дачники опять куда-то ехали. В Москве всегда так – казалось бы, утро, выходной, все должны валяться в кроватях, так нет: поток машин уже ползет в сторону области. Вечером в воскресенье все это поголовье развернется мордами в другую сторону и устремится обратно. Да еще московские власти затеяли ремонт. Осенью нельзя сделать или весной, не-ет, надо дождаться дачного сезона, чтобы всем было в буквальном смысле мало места.
Потом они ушли на Рогачевку, и через несколько минут все разительно изменилось. Здесь оказалось до смешного мало машин, в ландшафте имелись холмы и леса, привлекательные полянки и деревушки, не подступающие к дороге, а расположенные поотдаль, что было гораздо лучше и для автомобилистов и для дачников.
– А есть мы будем сегодня? – капризно поинтересовалась Настя. – Между прочим, час уже куда-то пилим, а я не завтракала.
– А кто виноват? – немедленно среагировала мама. – Тебе предлагали.
– А я как ты – с утра не могу есть. А теперь хочу. И писать хочу.
– Начинается!
– Девочки, не ссорьтесь, – миролюбиво сказал Марк, чье солнечное настроение поддерживалось хорошей погодой, милыми среднерусскими пейзажами и джазом, звучащим из динамиков. – Сейчас найдем себе полянку, устроим пикник. Завтрак на траве.
– Голыми? – вопросила Настя.
Машина дернулась.
– Почему же голыми? – осторожно поинтересовался Марк.
– Ну, «Завтрак на траве» – это же Мане, а там они у него голые. Женщины, по крайней мере.
– Ах да, – с облегчением закивал Марк, вспомнив картину импрессиониста. – Чему вас там учат, в этой художественной школе, я удивляюсь.
– Нам дают воспитание, которое готовит нас к восприятию прекрасного и исключает возможность ханжеского отношения к человеческому телу в искусстве.
Лана и Марк уставились друг на друга, машину повело на встречную полосу. Выровняв дорогу, Марк промолчал, а Лана пробормотала:
– Надо бы поговорить в школе… Это кто там такой умный?
– Тебе не нравится Мане? – вполголоса спросил Марк.
– Нет, мне не нравится, когда мой ребенок повторяет чужие слова. А Мане я люблю. Хотя больше люблю того, который Клод и Моне.
– Хочу туда! – раздался истошный крик с заднего сиденья.
– Настя, что ты так орешь? – ничуть не тише завопила Лана.
– Описалась? – не без ехидства поинтересовался Марк.
– Ну вас! Вон, смотрите, там просто море цветов! Розовые такие метелки!
– Метелки, – передразнил Марк. – Это кипрей. Еще называется иван-чай.
Он свернул на грунтовую дорогу, и машина запрыгала на камнях. Потом они свернули еще раз и оказались на холме, с которого виднелась деревня неподалеку, за спиной стоял лес, а вокруг – луг, полный цветов. Они бросили машину и прошли к лесу. Здесь имелись и сосны, а потому было довольно сухо. Девочки побежали на поиски кустиков, а Марк к их приходу расстелил плед и распотрошил сумку.
Настя с Ланой вернулись, держась за руки, вытаращили глаза при виде столь оперативно организованного завтрака.
– Ух ты, – сказала Настя. – Круто! А вареные яйца есть?
– Нет, – растерялся Марк. – Вот яйца я как-то не сообразил…
– Ну и фиг с ними, – жизнерадостно заявила девочка. – Я их все равно терпеть не могу. А можно мне бутерброд?
– Угощайся.
У Насти и Ланы вдруг проснулся зверский аппетит, потом они просто отвалились на плед и блаженно щурились, глядя то на лужок, то в голубое небо.
Марк отошел за деревья в поисках укромного местечка, а на обратном пути решил нарвать букет для своих девочек. Он повернул на луг и через десять минут вернулся чуть ли не с охапкой цветов.
К его удивлению, больше Ланы цветам обрадовалась Настя.
– Вау, – сказала она. – Какие разные… я думала, тут только ромашки бывают.
– Где тут?
– Ну, в необжитых местах.
– Эх ты, дитя города! Ромашки само собой. Но на лугах и в лесу много других цветов.
– А вот это что? – Тонкие пальчики девочки потянули из кучи пестрых соцветий двуцветное растение. На одном стебле сидели желтые и фиолетовые цветочки.
– Это называется иван-да-марья, – сказал Марк. – Ну, то есть у него есть и научное название, но я его не знаю. Смотри, сейчас здесь два цвета. А потом в низочке может появиться еще розоватый или голубоватый цвет. Тогда говорят, что у Ивана и Марьи народились детки.
– Прикольно как! А это?
– Это ятрышник.
– Почему?
– Что почему?
– Ну вот про иван-да-марью я поняла. А этот почему ятрышник?
– Не знаю, – покачал головой Марк, разглядывая прямой стебель, на верхушке которого собрали в наконечник пики розовые соцветия.
– А ты что-нибудь знаешь? – ревниво спросила Настя у матери.
– Ну, немножко… Это луговая герань. Из нее можно сделать маникюр…
Следующие несколько минут были посвящены обклеиванию ногтей сиреневыми лепесточками.
Марк задремал на солнышке, но Настя была неугомонна.
– Эй, что вот это, пахнет так сладко?
– Таволга.
– А смешные желтые монетки?
– Пижма, – быстро сказала Лана.
– Ой, а вот это колокольчик! – Настя, как родному, обрадовалась цветочку, который смогла узнать.
Марк вспомнил еще льнянку и с досадой признался, что довольно много названий забыл.
Настя привела букет в порядок, потом потребовала емкость с водой. Марк притащил из багажника ведерко, они налили в него воды из канистры. После чего удовлетворенная девочка раскрыла папку и принялась рисовать цветы.
Марк и Лана, взявшись за руки, побрели по краю леса. Далеко от ребенка уйти они не могли, но между сосен было прохладно и тихо, и они просто медленно шли, болтая ни о чем.
– Вот странно, – говорила Лана. – Ведь и правда, столько цветов, а я не знаю, как они называются. Наверное, это потому, что мы живем в городе и не видим всей красоты.
– Да. Я однажды был в лагере – подростком уже… Вот как Настя, нет, постарше. Тогда-то и увидел все эти цветочки и прочее. У нас был вожатый – большой энтузиаст, любитель природы. Такой высокий тощий парень, но очень серьезный, все его звали уважительно – Васильич. Он говорил: «Стыдно не знать, что
