некоторых вот на соленые огурцы тянет, а я вспомнила все суеверия, какие веками процветали в темных и необразованных народных массах. Когда пришло время идти в парикмахерскую, мысль о том, что чужие руки будут прикасаться к моей голове, показалась мне невыносимой. И я смирилась с крысиным хвостиком, который отрос у меня за время беременности. Еще я категорически отказывалась идти на контакт с родственниками мужа, которые вдруг вспомнили о продолжении рода и начали с гордостью рассказывать мне о семейных традициях и что у них в семье есть три родовых имени, и потому выбор у меня, конечно, есть: одно из трех – разве ж это мало? Хотя, раз сын старший, то надо бы остановиться на одном, а именно: назвать первенца надо Андреем… Я отмалчивалась, но мужу твердо сказала, что ничего подобного не потерплю и назову ребенка только после того, как увижу. Если он похож будет на Андрея – так тому и быть, а нет, так извините. Муж, в свойственной ему манере непротивления злу насилием, промолчал. То есть мы так и не выяснили, насколько болезненным окажется для него мое самоуправство. Выяснить мне это придется, наверное, сегодня, потому что завтра нас выписывают. А мальчик мой не похож на Андрея. Честно сказать, я все поняла, как только увидела его впервые. Передо мной лежал Иван. Именно так – и с очень большой буквы и без всякой фамильярности. Такой крутой лоб, насупленные светлые бровки, решительно сжатый рот и упрямый подбородок могли принадлежать только человеку с упрямым и древним именем.
И пусть свекровь и иже с ней поднимут шум и станут выражать недовольство. Я рожала? Рожала. Значит, и право мое. Не нравится – их проблемы. Специально себя накручиваю, чтобы потом выглядеть решительно и, не дай бог, не начать реветь – хватит, я за всю жизнь не ревела столько, сколько за последние девять месяцев. Я прекрасно слышу все их аргументы: ой, да его будут звать Ванькой. Не будут. Все зависит от самоощущения человека. У меня есть подруга – так ее все всю жизнь зовут Еленой. И никаких там Аленушек и прочих глупостей. Никому и в голову не придет назвать ее Леночкой – даже в раннем детстве такое было невозможно. Ленка – да, было. Но как-то краткосрочно, и все равно все знали, что зовут ее иначе. Так что, если человека назвали Александром, а он чувствует себя Шуриком – так тому и быть. И нечего мне тут! Сказала – Иван, и все. Я его уже так зову – потихоньку, шепотом, чтобы привыкал. Он иногда на меня смотрит – серьезно так, значительно… потом хмурится. Потом бровки его приподнимаются, а нижняя губа начинает обиженно выезжать вперед. Но прежде чем он успевает обидеться окончательно, я даю ему грудь. Нашарив губами сосок и впившись крепко-крепко, он начинает сопеть и чмокать, и глаза его быстро закрываются, и я опять плачу – от счастья.
Потом я, конечно, смалодушничала, позвонила мужу и залепетала в трубку, что раз нас завтра выписывают, то сегодня приезжать не надо, а надо, чтобы он не забыл привезти мне платье – я побоялась, что в джинсы не влезу. И туфли такие черные на каблучке-рюмочке. Они в шкафу в коробке. И приданое, которое Светка привезла, – там чепчик, и одеяло, и конверт, и рубашечка новая. А памперсы он давно привез. А белье и колготки я себе здесь купила – в холле есть магазин.
– Я думаю, что раньше одиннадцати нас с Иваном не выпустят – пока выписка, пока то-се, но ты все же приезжай не позже половины, ладно? – Я затаила дыхание.
Муж молчал. Потом то ли вздохнул, то ли хмыкнул и сказал:
– Ладно.
И все. Мы еще о чем-то поговорили – о чем-то бытовом и неопасном – и распрощались. Я не стала ничего объяснять, а он не стал спрашивать. Вот поди ж ты, ну что делать с этим мужиком? Ну не любит он разговаривать. Молчит, и все. Это как война. Ты думаешь, что противник сдался и уже не опасен, а потом выясняется, что он все это время пребывал при своем мнении и у него полно сюрпризов.
Ну да нам не страшен серый волк. Теперь у меня есть союзник, мой самый главный в жизни мужчина – мой сын. Это будет совсем другая история.
Примечания
1
Часы-репитир Patek Philippe.
2
3
4
5
6
7
