– Хорошо говорите, – произнес Ахмедшин. – Давайте еще выпьем по капельке?
– С удовольствием.
Мужчины выпили. Ахмедшин взглянул на дорогие часы, затем на нового знакомого.
– Да, да, надо спешить. Мне завтра на работу, думаю, и вам.
– Конечно, работа – святое! Мужчины поднялись.
– Расплатиться же надо! – воскликнул Горелов, глядя на стол и хватаясь за бумажник.
– Не волнуйтесь, Николай Матвеевич, это моя проблема, я вас приглашал.
Появился официант, и Ренат Ибрагимович Ахмедшин извлек из портмоне кредитную карточку, подал официанту.
– Только быстро.
– Нет проблем.
Официант вернулся через две минуты, отдал кредитку, и Ренат Ахмедшин, держа под локоть изрядно выпившего ученого, покинул ресторан. Он завез доктора Горелова прямо к дому на черном «БМВ», за рулем которого сидел тот же водитель, что и первого марта за рулем «Мерседеса».
Когда Горелов скрылся в подъезде, Ахмедшин открыл изящный плоский кейс.
– Порядок, – сказал он и, тронув за плечо водителя, коротко бросил:
– А теперь, Тимур, едем домой. Устал я от этого психа.
Ровно в восемь утра мучавшегося от головной боли доктора наук Николая Горелова разбудил настойчивый звонок. Он с трудом добрел до двери, открыл. На пороге стояли двое мужчин в оранжевых форменных комбинезонах.
– Господин Горелов? – спросил молодой мужчина, глядя на помятое лицо ученого.
– Да, это я, – с трудом двигая языком во рту, ответил Горелов.
– Мы приехали забрать ваш автомобиль.
Темно-вишневые «Жигули» во дворе – ваша машина?
– Что? Автомобиль.., забрать? – с недоумением повертел головой доктор наук, с трудом припоминая вчерашний разговор.
– Нам сказали, что вы в курсе.
– Да, это моя машина, но она разбита.
– Вот, вот. Дайте документы, распишитесь вот здесь, – второй мужчина в оранжевом комбинезоне открыл папку и подал ее Горелову. Тот, ничего не понимая, дрожащей рукой поставил подпись. – Мы забираем ваш автомобиль и через три дня его вернем.
– Да, хорошо, – с трудом вспоминая вчерашний вечер, шевелил языком Николай Матвеевич.
Он подбежал к окну кухни и глянул во двор. Его «Жигули» с помятым передом, оторванным бампером и разбитой фарой уже подцепил автопогрузчик. Через пять минут оранжевая машина с мигалками покинула двор, увозя «Жигули».
– Ренат Ибрагимович, – произнес Горелов, наливая стакан воды и дрожащей рукой поднося его к губам.
– Что там, Николай? – спросила супруга.
– Все нормально, нашу машину увозят.
– Куда увозят? Кто?
– Я же тебе рассказывал вчера, или ты уже забыла?
– Ты что-то путаешь.
– Ничего я не путаю, – пробурчал Горелов, – сделай мне чай покрепче, с лимоном, а то я на работу опоздаю.
Он попил чая, безо всякого аппетита позавтракал и отправился в лабораторию.
У двери кабинета его встретила Екатерина Олеговна Маслицина.
– Доброе утро, шеф.
– Ой, не доброе утро, Екатерина. Что-то я совсем…
– Что случилось?
– Ничего особенного, вот попал, знаете ли, вчера в ресторан, а без тренировки тяжело. Что у вас?
– Графики хотела показать.
– Займемся этим после обеда.
– Как скажете, Николай Матвеевич, – молодая женщина кокетливо покачала дискетой, на безымянном пальце левой руки сверкнул бриллиантом перстень. – «Да, шеф явно не в форме». – Может, чай? – спросила женщина.
– Если вас не затруднит.
– Конечно!
Она заварила шефу большую чашку крепкого чая и покинула маленький кабинет.
Горелов включил компьютер и уставился в мигающий монитор.
Глава 2
Черная «Волга» с тонированными стеклами и двумя антеннами спецсвязи въехала в Арбатский переулок, узкий и пустынный. После центральных улиц, залитых светом и сияющих рекламой, генералу ФСБ Федору Филипповичу Потапчуку даже показалось, будто он попал в другой город, перенесся в иное время, что жизнь отбросила его лет на двадцать назад в дни, когда он был молод, полон сил и уверен, что завтра для него непременно наступит. В последние годы он иногда стал сомневаться в этом непреложном для молодых факте. Генерал не сразу вышел из автомобиля, огляделся. Он пока еще не мог привыкнуть, что конечная цель поездки находится именно в этом узком, темном и сыром переулке. Но работа есть работа, Потапчук знал: скоро привыкнет и к этому месту, и все действия дойдут до автоматизма, он даже выучит, сколько шагов от арки до угла, от угла до подъезда.
Федор Филиппович взял новенький портфель с заднего сиденья и коротко бросил водителю:
– Стой здесь. Если будет надо, я с тобой свяжусь.
– Хорошо, Федор Филиппович, – моложавый водитель взглянул в зеркальце заднего вида на то, как пожилой генерал с трудом выбирался из машины.
Потапчук аккуратно закрыл дверцу и переложил портфель из правой руки в левую.
«Привычка – вторая натура, – подумал генерал, взвешивая новый портфель, – отвыкну от старого, привыкну и к тебе».
Он шел неторопливо, пару раз оглянулся. Переулок был пуст. Свернул за угол, прошел полквартала, оказался в арке. Постоял минуту, глядя на зажженные окна старых домов.
«Тепло, уютно, хорошо, без забот. А у меня очередная проблема, очередная головная боль».
Генерал взошел на высокое крыльцо, пробежался пальцами по клавишам кодового замка. Он медленно поднимался, делая остановки на каждом этаже, чтобы перевести дух. К пятому этажу Федор Филиппович окончательно выбился из сил и, стоя на площадке, подумал: «И дернул же меня черт выбрать именно такое место. Шестой этаж! Нет чтобы найти где-нибудь местечко на втором этаже. Есть же такие здания в центре города. Да ладно, что теперь думать, если все уже расставлено на свои места».
Он поднялся на маленькую площадку, безуспешно попытался восстановить сбившееся дыхание и дважды коротко нажал кнопку.
Глеб встретил гостя с меланхоличной улыбкой на лице. Он был в свитере с высоким горлом и в джинсах.
– Хороший портфель, Федор Филиппович, – произнес Глеб, принимая портфель из рук генерала ФСБ.
– Не могу к нему привыкнуть, не прирос он ко мне, а я к нему душой не прикипел. Старые вещи всегда ценны, их знаешь, чувствуешь характер, с годами они становятся живыми.
– Не стоит привыкать к вещам.
– Конфуций, – тут же произнес Федор Филиппович. – Я это изречение знаю, в свое время работал по Китаю.
– И где вы, Федор Филиппович, только не работали!
– Да уж, поносило меня.
Глеб принял серый плащ, кепку и пригласил гостя к столу. Потапчук устроился в кресле.
– Понимаешь, Глеб. Старость – она и есть старость. Здоровье не то, чуть влез на твой этаж.
