заезжему немолодому мужчине. “Он своего не упустит, – подумал Кравец, – до правды докопается. Мягко стелет на словах, но резать, если что, по живому будет, и рука не дрогнет. Упаси Бог, попасться на его пути! Расшибет, кишки выпустит, голову отрежет, даже глазом не моргнет!"
Сунув руки в карманы светлого плаща, надвинув на глаза кепку, Лукин пошел от вокзала к гостинице. Он пытался переварить информацию, полученную от случайного собутыльника. Информация была безрадостная. Если уж в пивнухе говорят о том, что Кузьма нашел золото, значит, об этом каждая собака в городе знает и ментам это известно. Но кто же Пацука порешил? Кузьма ведь сам позвонил, сказал, что оклад у него. Настоящую цену оклада в Борисове навряд ли кто знает, хотя.., тут и за сотню баксов жизни могут лишить.
"Могут, – сам себе сказал Лукин. – Но не таким же способом! Смерть Кузьмы – это казнь, показательное убийство. Возможно, кто-то хотел запугать других, чтобы им неповадно было. Кто же этот знаток, безжалостный и жестокий? Вот бы его высчитать! Я бы с ним договорился. А если бы договориться не получилось, то мои ребята договорились бы с ним по-другому. Оклад… Большие деньги, целое состояние. Павел Изотович оклад ждет, а с чем я к нему приеду, с пустыми руками предстану? Он мне этого не простит. Я ему пообещал, поклялся, что оклад достану. Будь ты неладен, Кузьма, не мог язык за зубами подержать! В Москву ездил… Даже последний урка и тот знает, что ты в Москву золото возил. Эх, надо было вместе с тобой ехать, уж я бы развернулся. Лежал бы оклад в сейфе у Изотовича, а я был бы далеко и при бабках. И плевал бы на все и на всех”.
В гостинице Лукина уже ждали. В двухместном номере в углу стояли три пары новеньких сапог, две лопаты и лежала военная камуфляжная форма.
– Вы бы еще автоматов накупили! Попроще чего-нибудь нельзя было найти? Охранники смутились:
– Самсон Ильич, мы как лучше хотели. Куртки больно яркие продавались – красные, желтые, куда в них? В камуфляже сподручнее.
– Может, вы и правы.
Самсон Ильич примерил сапоги и куртку. Все оказалось впору. Взвесил в руках одну лопату.
– Придется, ребятки, завтра покопать немного.
– Могилу? – спросил один охранник.
– Может, могилу, может, что другое. Утро вечера мудренее, сынки. Отдыхайте. Сходите в ресторан, поешьте поплотнее.
– А вы, Самсон Ильич?
– Я по-стариковски, в номере перекушу. Насчет лодки что?
– Лодка есть, Самсон Ильич, будет нас ждать во сколько скажете.
– Скажи, чтобы в пять часов под парами стояла.
– Сейчас позвоню.
– Надеюсь, лодку-то не у ментов взяли, не у рыбнадзора?
– У барыги-рыбака. Я ему двадцатку пообещал, бензин его.
– Хорошо, отдыхайте, ребятки. Только смотрите, чтобы все тихо было.
– Ясное дело, Самсон Ильич. И вам спокойной ночи.
Лукин забрал свои сапоги, одежду и пошел в номер. Охранники слышали, как щелкнул замок.
– Мужик он непонятный. Ничего толком не говорит, куда, зачем поедем?
– Тебе до этого дело есть? Павел Изотович нас к нему приставил, сказал, чтобы выполняли все распоряжения. Он нам бабки платит, так что придется даже задницу Лукину вытирать, если попросит.
Глава 15
Проводив Регину, Холмогоров направился к себе. Он шел не спеша. В городе и раньше по вечерам народу гуляло немного, а сейчас Борисов и вовсе казался вымершим. Вороны на деревьях кричали исступленно, словно перед концом света. Они носились над домами, истошно горланя.
"Город похож на кладбище, – подумал Холмогоров. – Только на сельском погосте так истошно вопят птицы и так исступленно машут черными крыльями”.
Холмогоров посмотрел на небо, серое, низкое. Птицы с распростертыми крыльями черными крестами усыпали небосвод. Недобрые предчувствия овладели Андреем. Он пытался думать о чем-нибудь светлом, но надрывный птичий крик вновь и вновь заставлял его думать о смерти.
Церковный староста уже поджидал его:
– Я начал беспокоиться, Андрей Алексеевич, куда это вы запропастились?
– К Казимиру Петровичу заходил в гости.
– А я все гадаю, придете вы к ужину или нет.
– Спасибо, я из-за стола.
– Вы, наверное, еще не знаете, Андрей Алексеевич, что случилось? Холмогоров напрягся.
– Нет, не знаю, – он ожидал услышать, что еще кто-то найден убитым.
– Милиция задержала трех парней.
– Что за парни?
– Тех самых, которые могилы оскверняют. Лицо Холмогорова осталось спокойным.
– Они сами признались, что церковь размалевали и памятники на кладбище попортили. Вот мерзавцы! И куда только родители смотрели! Наверняка ведь догадывались, чем их детки занимаются.
– Про отца Михаила они что-нибудь говорили?
– Не знаю, может, вам, Андрей Алексеевич, майору Братину позвонить? Вам-то он скажет? Говорят, у них в подвале баллончики с краской нашли, именно с той, которой храм размалевали. Если им улики предъявят, они и в убийствах признаются. Вот негодяи! Может, хоть чаю попьете?
– Нет, спасибо. Не стану я майору звонить, ничего он мне не скажет.
– Смотрите, дело ваше. Об этом, кстати, даже по радио сообщили. И откуда они только новости узнают?
– У журналистов свои источники информации, – заметил Холмогоров. – Спасибо вам за приглашение, Иван Спиридонович, пойду я к себе.
– Конечно, не смею вас задерживать, – церковный староста надеялся скоротать вечер с важным человеком, но вновь не удалось. Холмогоров был не расположен к вечерним разговорам.
"Может, оно и правильно, – решил церковный староста. – Человек молоть языком просто так, как у нас здесь принято, не привык”.
Не успел Холмогоров раздеться, как в дверь торопливо и робко постучали.
– Войдите, – произнес Андрей, уверенный, что это Иван Спиридонович, решивший все-таки поболтать с ним на ночь.
Дверь распахнулась. На пороге садового домика стояла Регина в легком платье, на плечи накинута куртка.
– Вы уже знаете, Андрей Алексеевич?
– Что случилось? Неужели еще кого-нибудь убили? – предположил Холмогоров – так испуганно смотрела на него Регина.
– Нет, слава Богу, никого не убили, все живы. Трех ребят арестовали. Вы ушли от нас, и тотчас новость по радио передали. Они мои выпускники, могу вам точно сказать, ребята никого не убивали, я их давным- давно знаю. Похулиганить могли, но чтобы человека жизни лишить, такого быть не может. И памятники на кладбищах они выворачивать не станут. Там же их деды похоронены! Холмогоров пожал плечами:
– Войдите, зачем стоять на пороге? Советник патриарха налил стакан воды, подал Регине. Женщина сильно волновалась.
– Бежим, Андрей Алексеевич, надо что-то делать! – в глазах Регины не было и тени сомнения, что Холмогоров ее послушается и пойдет вызволять ее бывших учеников.
В двери стоял Иван Спиридонович и криво усмехался, мол, со мной даже говорить не стал, спать собрался, а женщине отказать не может – под дождь побежит.
– Идем, – согласился Холмогоров.
– Стойте, – услышал Холмогоров окрик церковного старосты, – вы бы хоть зонт у меня взяли.
Старик забежал в дом и вернулся с огромным старомодным зонтиком, под которым свободно укрылись и Холмогоров, и Регина. Женщина взяла под руку Андрея, и он ощутил, как сильно дрожит Регина.
– – Почему вы так сильно волнуетесь, еще же ничего не случилось? Разберутся, надеюсь.
