Карим направился навестить сестренку Инигу, которая носила уже под сердцем своего первенца. Юная женщина вся светилась — такого безмятежного счастья он никогда прежде не видел на ее милом лице. Что случилось с его дорогой девочкой, с той Инигой, которую он помнил? Он почти не признал сестру в этой кроткой и женственной красавице.
— Ты опечален. Карим, — в голосе сестры звучали материнские интонации. — Твое сердце оплакивает Зейнаб, правда? — Нежные пальчики коснулись его щеки. И вдруг Карим чуть было не разрыдался. С превеликим трудом сдержавшись, он кивнул:
— Но у меня есть обязательство перед Хатибою-бат-Гуссейн. Дабы не запятнать честь семьи, я обязан выполнить обещание, но что, если мне так и не удастся полюбить ее, сестренка?
— Может, ты не полюбишь… — честно отвечала Инига, — но мой брат, которого я так люблю и кем всегда восхищаюсь, станет добрым мужем. Карим… Ежели тебе не суждено полюбить Хатибу, ты будешь нежен и добр с нею. Она никогда не будет чувствовать, что ею пренебрегают. Ну не думаешь же ты в самом деле, что Джафар и Айюб любят всех своих жен! Браки для того и заключаются, чтобы появлялись дети, а еще — чтобы укреплять связи между знатными семьями. Какой ты неисправимый романтик, Карим!
— А Ахмед любит тебя? — требовательно спросил он.
— Думаю, что любит, но ведь нам с ним на редкость повезло. Но это вовсе не значит, что в будущем он не полюбит другую женщину и не женится снова, — сказала разумная Инига.
— И отец любит мать… — продолжал гнуть свою линию Карим.
— А вот госпожа Музна ему всего лишь нравилась! На их браке настоял дедушка, Малик-ибн-Айюб, — методично добивала его Инига.
— Иными словами, — усмехнулся он, — брак — всего лишь дело случая. Кому-то везет, кому-то нет…
Инига заулыбалась:
— Вот именно, Карим! Но брак похож еще и на плавание по морю. Никогда ведь не знаешь, что тебя ждет… Если Хатиба окажется хорошенькой и добронравной, то плавание будет приятным, а море — тихим…
— Ну, а если у нее лицо точь-в-точь как у кобылицы из конюшен ее отца, да к тому же верблюжий норов, то корабль разобьется в щепки! — Карим хмыкнул. — Да, утешила ты меня, сестренка, нечего сказать…
— Мама говорит, что Хатиба очень хорошенькая. Она же виделась с нею, когда сопровождала отца в гости к Гуссейну-ибн-Гуссейну в горы. Они же вместе договаривались о свадьбе! У невесты черные косы — и при этом светлые глаза…
— Матери не лучшие судьи сыновним невестам, малышка…
— Ну так, может, я шепну тебе словечко после «омовения невесты»? — хитренько прищурилась Инига. — Правда, тебе не станет легче, если у нее и вправду лошадиное лицо и нрав строптивой верблюдицы…
— Но ты даешь мне надежду, сестра! — И оба расхохотались. Но Карим все же переспросил:
— Так ты мне расскажешь о ней?
— Конечно! — пообещала хохочущая Инига. Ну, допустим, эта Хатиба и впрямь милашка… И что с того? Возможно, это несколько облегчит ему семейную жизнь, но не значит же это, что он ее полюбит? Бедняжка… Уж кто-кто, а она ни в чем не повинна. Она не виновата в том, что сердце его принадлежит Зейнаб. Может, именно это ему и надо: заполучить в жены неопытную и непорочную деву, которая станет считать его венцом творения лишь потому, что ей не с чем сравнивать? Забрезжил луч надежды… Ведь если Хатиба не знала любви, то вряд ли будет страдать от того, что он ее не любит.
Карим болезненно поморщился: думать так было бесчестно, а Карим-аль-Малика ставил честь превыше всего…Но как стереть ему из своего сердца неизгладимую Печаль? Как позабыть золотые косы, аквамариновые очи и тело, делающее сильного мужа слабее дитяти? Немыслимо. Невозможно. Но Хатиба не должна страдать оттого, что он слаб душою…
Обряд «омовения невесты» совершили за день до бракосочетания. Женщины из обеих семей и несколько подружек невесты, приехавших с нею в город, собрались вместе, чтобы сообща выкупаться, умастить себя благовониями и поболтать… Это призвано было успокоить нервничающую невесту, убедить ее, что она среди тех, кто любит ее и всегда будет любить. Из бани Инига прямиком направилась в апартаменты брата: накануне свадьбы жених перебрался со своей виллы в отчий дом.
— Ты видела ее? — нетерпеливо спросил Карим, поджидавший сестру.
Инига кивнула с серьезным лицом.
— Ну и?..
— Она очень хорошенькая — мама была права, — медленно начала Инига. — Но… — она запнулась, не находя нужных слов.
— Что «но»? — Аллах, что еще такое? Карим был в полнейшем недоумении.
— Она какая-то мрачная… — наконец сказала Инига. — По-моему, она не слишком-то счастлива от того, что выходит замуж… Это не волнение, обычное для невесты, в этом я уверена. Карим. Она почти не улыбалась — только один раз за весь вечер. Тогда я успела заметить, что у нее здоровые зубки. По крайности, хоть это…
Итак, она мрачная, и у нее здоровые зубы… Не слишком-то утешительно.
— Она ведь дала согласие на брак, — сказал Карим, — иначе свадьба не могла бы состояться! Может, это все-таки страх, Инига? Ведь завтра в это же время она будет уже замужем за человеком, которого не знает, которого ни разу не видела…
— Да… — Инига задумалась. — Вот об этом я как-то позабыла. Ведь сама я выходила за того, кого прекрасно знала, и к тому же не покидала семью… Наверное, ты все-таки прав. Карим. Она просто боится, но ты поможешь ей отбросить пустые страхи, став ее мужем.
Однако в глубине души Инига не верила своим словам… Хатиба была сумрачна ликом, словно ее и впрямь принуждали идти за Карима насильно. Оставалось надеяться, что Карим сумеет справиться с этим — в чем бы ни была причина. И, возможно, им суждено обоим познать счастье…
День свадьбы выдался на редкость погожим. По крайней мере в этом новобрачным повезло — ведь со дня на день должен был начаться сезон дождей. Все мужчины семьи аль-Малика с приятелями сперва пошли в бани, а оттуда в мечеть, где имам придирчиво изучил брачный договор, составленный кади. Он спросил, рассчитались ли стороны друг с другом, и, узнав, что все взаимно удовлетворены, совершил обряд, соединивший Карима-ибн-Малику и Хатибу-бат-Гуссейн узами супружества. Отсутствие на церемонии невесты было в порядке вещей… Затем мужчины воротились в сады Хабиба-ибн-Малика, где сидела, поджидая жениха, Хатиба в своем алом с золотом свадебном наряде, окруженная подарками.
Карим подошел к ней, приподнял алое покрывало, скрывавшее лицо и волосы девы, — на него устремились холодные серые глаза. Ни тени улыбки на юном лице… Говорили, что ей пятнадцать, но она отчего-то казалась старше. Возможно, торжественность момента была этому виной, а может…
— Приветствую тебя, жена моя Хатиба! — почтительно произнес он.
— Привет и тебе, Карим-аль-Малика, — отвечала она. Голос ее был нежен и мелодичен, но начисто лишен каких бы то ни было чувств.
Затем мужчины и женщины разделились, и празднество началось. Рабы разносили вино, пирожки, фрукты и всевозможные изысканные сласти. Играл традиционный женский оркестр, девушки плясали, услаждая взор новобрачной… А мужчин, уединившихся в другой половине сада, развлекали наемные танцовщицы.
— А она миленькая… — сказал Кариму брат Джафар, не отрывая похотливого взора от извивающихся женских тел. — Берберийские девы тихи и покорны. Вот родит она тебе сына, и тотчас же выбери себе какую-нибудь обольстительную экзотическую невольницу, полную огня… Потом еще и еще — вот и будет гарем! А принимая во внимание твой богатый опыт, могу поручиться, что всем твоим женщинам крупно подфартит! — Он непристойно хихикнул и толкнул брата в бок.
— Ее глаза холодны, словно серебряные слитки, — отвечал Карим. — Я приветствовал ее как жену, но она не назвала меня мужем… Она не хотела за меня идти, что бы там ни говорил ее отец имаму. Моего тестя наверняка соблазнил богатый выкуп за невесту, но он все равно не получит ни динара. Я не стану жить с Хатибой…
