Яковлевич, дорогой, мне бы не хотелось на этот раз ложиться в клинику. Помните, вы приглашали меня на день рождения в свой загородный дом? Там так уютно, спокойно и нет никакой необходимости общаться с людьми не моего круга...
– Простите, – сказал Дружинин, – я вас не совсем понимаю.
– Правда? Забавно, мне казалось, что я высказалась вполне определенно.
– Простите великодушно, – еще раз извинился Дружинин, – это, наверное, я виноват. После трех операций подряд немного... э... утрачиваешь остроту восприятия.
Пациентка едва заметно улыбнулась, отдав должное находчивости, с которой Владимир Яковлевич в самый последний миг заменил вертевшееся у него на языке словечко 'тупеешь' изящным оборотом. Дружинин заметил эту улыбку, правильно понял ее значение и слегка разозлился на дамочку за то, что та не посчитала нужным хотя бы из вежливости скрыть свою проницательность. Он действительно провел сегодня три Довольно сложные операции, очень устал и в самом деле слегка отупел, однако держал себя в руках и старался соблюдать приличия в присутствии этой бабищи, которая при случае сама могла выразиться похлеще портового грузчика. В конце концов, Владимир Яковлевич своими ушами слышал, как она совершенно непристойно орала на чем-то не потрафившую ей санитарку...
– Это вы должны меня простить, – снова показывая великолепные, идеально ровные и белые зубы в теплой, слегка виноватой улыбке, произнесла она. – Все время забываю, что не все вокруг такие же бездельники, как я. Напряжение, предельная сосредоточенность... Да, я понимаю. Мне следовало выразиться яснее, простите. Так вот, Владимир Яковлевич, я хотела бы, чтобы вы провели эту операцию в своем загородном доме.
– Но позвольте... – Дружинин слегка растерялся. – Это невозможно! Немыслимо! Я не провожу операции на дому, там просто нет для этого условий... Чем вас не устраивает клиника? Не хотите видеть посторонних – бога ради! У вас, как обычно, будет отдельный номер со всем, что вы только пожелаете...
'А с другой стороны, – думал он в это самое время, – это было бы неплохо. Очень неплохо! Когда создаешь шедевр, нельзя отвлекаться на пустяки. Жаль, что условий там действительно нет...'
– Вот я и желаю, – продолжая мило улыбаться, вкрадчиво сказала пациентка, – чтобы за окном моей комнаты качались ваши чудесные сосны, а не эти облезлые веники, что видны из окна здешнего отдельного бокса для вип-персон. Что значит 'нет условий'?
– Это значит, – как можно любезнее пояснил Дружинин, – что их нет. Я готов пойти навстречу любым вашим пожеланиям, но элементарная порядочность не позволит мне оперировать вас кухонным ножом на обеденном столе.
– Это неправильный ответ, – возразила пациентка. Эта чертова баба действительно была несгибаема. – Послушайте мой вариант. Отсутствие условий для операции означает всего-навсего, что их никто не создал. Так создайте их, что вам стоит?
– Что стоит... – протянул Дружинин. – Стоит это прилично. Очень прилично, поверьте! У меня таких денег не то чтобы нет, но подобная трата как-то не входила в мои планы...
Пациентка опять улыбнулась. Похоже, у нее в запасе имелась масса разнообразных улыбок на все случаи жизни, и оставалось только гадать, было это качество врожденным или она подолгу тренировалась перед зеркалом. Как бы то ни было, увидев эту улыбку, доктор Дружинин понял, что ему дьявольски повезло: его, кажется, решили облагодетельствовать.
Бедным он себя не считал, но потратить сумму, о которой шла речь, действительно не мог себе позволить, тем более на прихоть. А с другой стороны, современная операционная дома, в соседней комнате, для человека его профессии – не такая уж и прихоть. Мало ли как сложится жизнь, какие возникнут обстоятельства... И потом, эта набитая деньгами курица в чем-то, несомненно, права: такие вещи, как то, что они задумали, лучше проворачивать подальше от посторонних глаз. Да, век живи – век учись...
– О какой же сумме может идти речь? – продолжая сиять понимающей, снисходительной улыбкой, спросила пациентка. – Не стесняйтесь, Владимир Яковлевич, дайте волю фантазии. Вы знаете мой принцип: если уж покупать, так самое лучшее. Скупой платит дважды – это аксиома.
– Так навскидку даже трудно сказать, – задумчиво покусывая губы, произнес Дружинин. Мысленно он потирал руки, радуясь небывалой удаче. – Но... В общем, одно я могу сказать наверняка: эта сумма многократно превышает стоимость самой операции. Я бы сказал, в десятки раз. Поэтому я не знаю, насколько это целесообразно...
Пациентка рассмеялась – звонко, молодо, будто хрустальные колокольчики зазвенели.
– О какой целесообразности вы говорите? Уж не думаете ли вы, что я намерена вручить вам вместо гонорара набор хирургических инструментов и бестеневую лампу? Помилуйте, голубчик, как вы могли так плохо обо мне подумать? Я ценю ваш талант, ваши золотые руки, мне будет только приятно сделать вам этот скромный подарок, поверьте! Иметь у себя дома под рукой все, что нужно для работы, – разве не об этом мечтает каждый по-настоящему творческий, талантливый человек?! Так работайте; ваша работа так нужна людям, и с каждым годом она становится все нужнее и нужнее! Слава богу, в нашей варварской стране наконец-то появилась мода на красоту! Так дарите ее людям и не думайте о деньгах!
'Чокнутая', – подумал Дружинин, но говорить этого вслух, естественно, не стал, поскольку такое сумасшествие было ему только на руку.
– Итак, сколько? – снова беря сухой, деловой тон, осведомилась пациентка.
Дружинин быстро прикинул в уме стоимость полного комплекта оборудования хорошей современной операционной – по максимуму, естественно, – накинул пятьдесят тысяч сверху – гулять так гулять! – и, превозмогая желание трусливо зажмуриться и отвернуться, выпалил сумму.
Пациентка даже бровью не повела.
– Прелестно, – сказала она. – А сколько времени потребуется, чтобы все подготовить?
– Неделя, – подумав, ответил Дружинин. – Меньше никак не получится, но за неделю я постараюсь управиться.
– Уж постарайтесь, прошу вас, – улыбнулась пациентка. – Мне просто не терпится поскорее... ну, вы понимаете.
– Думаю, что понимаю, – сказал Дружинин. – Так что же, рискнем?
