белого мрамора. Фабий Марцелл взял ее за руку и представил тюремщику.
— Я привел пленницу, Зенобию Пальмирскую, по приказу сената. Она задержана для допроса.
Фабий Марцелл ослабил хватку, и Зенобия повернулась к Гаю Цицерону.
— Не забывайте о своем обещании, Гай Цицерон, — сказала она, прежде чем последовать за тюремщиком.
Они прошли через дверь, и тут ей в нос ударило ужасающее зловоние. Она чуть не задохнулась и закашлялась, а на глаза навернулись слезы.
— Привыкнете, — сказал тюремщик, словно о чем-то само собой разумеющемся.
— Никогда! — воскликнула она. — Но что же это такое?
— Это запах человеческих страданий, — ответил он. Следуя за тюремщиком, Зенобия огляделась вокруг и содрогнулась от отвращения. Они спускались по лестнице, и она увидела, что и ступеньки, и стены покрыты скользкой, липкой слизью. Смоляные факелы в грубых железных подставках освещали путь, мигая и дымя. Дойдя до последних ступенек, он повел ее по коридору, по обе стороны от которого виднелся ряд маленьких деревянных дверей. Вокруг не раздавалось ни звука, за исключением случайного шороха в соломе, лежавшей по обе стороны прохода. В самом конце коридора тюремщик остановился, снял с пояса кольцо с ключами и отпер дверь.
— Сюда, моя прекрасная госпожа! — сказал он, указывая в открытую дверь.
Зенобия наклонила голову и прошла в камеру. Дверь позади нее захлопнулась, и она услышала, как заскрипел замок, когда тюремщик поворачивал ключ. Окинув помещение быстрым взглядом, она убедилась, что находится в одиночестве, и с облегчением вздохнула. Теперь она могла исследовать камеру. Она заметила, что камера маленькая и, очевидно, находится ниже уровня земли, так как в ней нет окон. Ее освещал маленький смоляной факел, и за это она была благодарна. В темноте она чувствовала себя заживо погребенной в могиле. На полу лежала солома, а в нише в стене стоял потрескавшийся кувшин с теплой водой. Больше ничего. Она уселась на солому и стала ждать. Через некоторое время Зенобия задремала.
Она вздрогнула и проснулась, когда услышала звук ключа, поворачивающегося в замке. С сильно бьющимся сердцем она вскочила на ноги и увидела двух мужчин, которые вошли в камеру.
— Можете закрыть дверь, — сказал один из них тюремщику, и тот мгновенно повиновался.
Другой повернулся к Зенобии и вежливо поклонился.
— Ваше величество, я — Цельс, врач. Сенат уполномочил меня осмотреть вас, чтобы определить, беременны вы или нет.
— Понимаю, — ответила Зенобия. — Что я должна сделать, Цельс?
Доктор посмотрел на другого мужчину.
— В этом месте невозможно осматривать пациентов, сенатор.
— Тем не менее таков приказ сената, — последовал ответ.
— Разрешит ли сенат принести чистый таз с теплой водой и дополнительный светильник, сенатор? Сенатор залился краской.
— Разумеется! Позаботьтесь об этом, а я тем временем побеседую с царицей Зенобией. Но поспешите! Это место отвратительно, и я желаю покинуть его как можно скорее.
Доктор насмешливо поклонился, позвал тюремщика и вышел вместе с ним, чтобы добыть все необходимое. Второй мужчина посмотрел на Зенобию долгим взглядом и наконец произнес:
— Я — сенатор Валериан Хостилий, ваше величество. Я уполномочен сенатом наблюдать за осмотром.
— Я помню вас, сенатор. Это вы хотели скормить меня львам во время нашей последней встречи, — презрительно сказала Зенобия.
— Зря сенат не послушался меня, — сказал Хостилий. — Мы не можем допустить появления наследников у Аврелиана!
— Я не беременна, сенатор, — спокойно сказала Зенобия.
— Это вы так говорите! Однако я присутствовал в храме Непобедимого Солнца в ночь совершения обряда. В ту ночь император был словно жеребец. Он действительно стал богом! А вы — богиней! Даже я вижу это!
Хостилий облизал в возбуждении губы и продолжал:
— Все женщины, все до одной, которых он взял в ту ночь, зачали ребенка, а вы говорите, что не беременны! Я не поверю в это, пока доктор не подтвердит, что это так!
— Те женщины совокуплялись с другими мужчинами на той бесстыдной оргии, а не только с императором, — огрызнулась Зенобия. — Аврелиан не способен произвести ребенка! Его собственная жена утверждает это!
Вдруг в ее голове пронеслась жуткая мысль.
— А что случилось с теми женщинами, которых Аврелиан взял в ту ночь? — спросила она.
— Они мертвы! — ответил он. — Все мертвы! Мы не позволим, чтобы отродье Аврелиана вернулось, чтобы преследовать нас!
— О боги! Да вы все с ума сошли! — прошептала она. В этот момент вернулся доктор вместе с тюремщиком и необходимыми вещами. Пока тюремщик устанавливал в камере дополнительные светильники, доктор поставил на полку в нише таз с теплой водой и вымыл руки.
— Вам придется раздеться, ваше величество, — сказал он извиняющимся тоном и набросился на стоявшего с открытым ртом тюремщика:
— Вон! Вон, ты, паразит! Тебе здесь нечего смотреть! Тюремщик поспешно выбежал и захлопнул за собой дверь.
— А он обязательно должен присутствовать? — спросила Зенобия, взглянув на Хостилия.
— Я остаюсь по приказу сената, чтобы этот человек не солгал.
Цельс возмутился.
— Что? У меня репутация честного человека. Валериан Хостилий!
— Как бы там ни было, я остаюсь по распоряжению сената, — последовал напыщенный ответ. Цельс взглянул на Зенобию.
— Мне очень жаль, ваше величество. Я никогда прежде не осматривал пациентку при таких обстоятельствах и прошу у вас прощения.
Она сочувственно кивнула ему и сказала:
— Что я должна сделать?
— Когда разденетесь, лягте, пожалуйста, на солому вот тут. Не обращая внимания на Хостилия, Зенобия сняла одежду и положила ее на пол, на солому. Теперь она почувствовала, как холодно в камере, и непроизвольно задрожала. Взгляд врача выражал сочувствие.
Врач ощупал ее живот, осмотрел груди. Потом, с бесконечными предосторожностями, чтобы не причинить ей боль, исследовал ее изнутри. Наконец, удовлетворенный, Цельс поднялся с пола и, снова вымыв руки, сказал:
— Царица Зенобия не беременна, сенатор. Я подам рапорт об этом сенату в письменном виде, но вы можете сообщить им, что она абсолютно не беременна.
Зенобия села. Голова у нее немного кружилась.
— Значит, теперь меня могут освободить?
— Если только у сената нет других оснований, чтобы содержать вас под стражей, ваше величество, я не вижу причин, почему бы не освободить вас прямо сейчас.
И он взглянул на Хостилия.
— Вы не наделены правом принимать официальные решения, доктор. Вы выполнили свои обязанности, а теперь уходите!
Зенобия с усилием поднялась на ноги. Интуиция подсказала, что ей грозит опасность.
Цельс бросил быстрый взгляд на Хостилия и сказал:
— Я подожду вас, сенатор. Мы пришли вместе, вместе и уйдем.
Хостилий бросил на него яростный взгляд, но, очевидно, смирился и пробормотал:
— Хорошо, я готов. Цельс поклонился Зенобии.
— Ваше величество, я снова прошу у вас прощения за причиненные неудобства.
