– В чем дело?
– Наша атака отбита. У меня масса 'трехсотых' и хватает 'двухсотых' (на языке кодированных сообщений 'трехсотыми' именовались раненые, 'двухсотыми' – те, помочь которым было уже ничем нельзя). Нужна срочная помощь в эвакуации и огневая поддержка.
– Помощи пока не будет, – спокойно ответило 'Гнездо' голосом дежурного офицера.
– Как не будет? У нас уже все, конец, ни боеприпасов толком не осталось, ни медикаментов. Мы залегли, не можем пошевелиться даже. Нам срочно нужна помощь. У нас же 'трехсотые', а из лекарств только бинты и остались. Вы что?! Срочно помощь давайте! Терпеть здесь больше уже невозможно. Как меня поняли? Прием!
Терентьев испугался не на шутку. Этот спокойный голос штабного связиста не просто настораживал – пугал по-настоящему.
– Ты вот что скажи – у вас может сесть вертолет?
– Может. Вы прикройте его огневыми 'вертушками' и садитесь сколько угодно…
– Прорабатываем этот вариант.
– Быстрее!
– Доложите возможность своего немедленного отхода. Как поняли? Прием.
– Я отдал приказ, но смогут ли ребята…
– Не понял.
– Трудно отойти! Нам 'трехсотых' надо выволочь и убитых. Нам нужна ваша помощь с воздуха, чтобы мы могли уйти. И где там 'Ворона' копается? Нам хотя бы 'трехсотых' тяжелых эвакуировать и к вам отправить, а сами мы потом еще продержимся, если на заставу вернемся. Вы нам хоть пару 'вертушек' прислали бы!
– 'Ворона' сама блокирована.
– Ну вот видите! – Терентьев отлично понимал, в какую переделку попали спецназовцы, спешившие им на помощь, а потому даже обрадовался – ну не бросят же в штабе на съедение 'духам' такое множество народа! Должны же они прислать помощь! – Передайте 'вертушкам', что мы сможем обозначить для них некоторые цели ракетами…
– Обстановка обсуждается.
– Срочно надо!
– Ладно, ладно, не волнуйся! К тебе пошла уже помощь, жди! 'Ворона', как у тебя? Что там? – переключился штабной связист на взвод спецназа, и тотчас же отозвался его командир:
– Бля, залегли на хрен!
– Продолжайте атаковать, помощь вам уже идет. Помогите 'Курице'.
– Каким хером? У меня у самого уже два 'двухсотых' и шесть 'трехсотых', ясно?
– Полностью нас прижали, – снова закричал в микрофон Терентьев, перебивая 'Ворону'; ясно было, что со стороны спецназа помощи уже никакой не будет. – Из РПГ, из 'выстрелов' молотят, минометами. Мы не можем головы поднять. Заставу долбят. Срочно помощь! 'Гнездо', помоги, 9 твою мать! Давай Игнатенко на связь, если сам не можешь!
– Я понял тебя, понял, 'Курица'. Понял и тебя, 'Ворона', держитесь, идет помощь.
– По нам прямой наводкой бьют. В упор молотят, прямо с горы, суки.
– С какой стороны огонь?
– Отовсюду, мать их! Справа, метрах в ста, куча гранатометчиков засела, чуть левее – минометы.
Мы не можем головы поднять. Где ваша сраная помощь?
– Уже пошли 'вертушки', жди, – невозмутимо отвечал штаб, и Терентьев понял, что большего пока от них не добьешься.
Вытащив из-за пазухи заветную фляжку, которую он предусмотрительно сунул под бронежилет перед атакой, он сделал два больших глотка и нервно закурил, пытаясь рассмотреть из своего ненадежного укрытия то, что делалось на поле боя.
Кто-то уже успел отойти к заставе, и ребята пытались организовать там огневую поддержку, работая из пулеметов ДШК по склонам, где засели 'духи', но пулеметы быстро накрывались огнем вражеских гранатометов. Казалось, что теперь 'духи' сосредоточили основное свое внимание на заставе, давая передышку залегшим на открытом месте пограничникам.
Правда, передышка была весьма относительной – командир заставы не мог даже толком оценить свои потери, не мог сориентироваться, где расположились его бойцы и что они делают. Он не видел ни одного своего сержанта, ни одного офицера, и это обстоятельство его особенно встревожило.
Отшвырнув в сторону только начатую сигарету, капитан Терентьев снова схватил микрофон:
– 'Курица' на связи. Срочно нужны 'вертушки', все! Мы не можем больше держаться.
– Спокойно, вас понял, – голосом Кашпировского отозвался штаб. – Держитесь, держитесь…
Сейчас командование как раз решает…
– Что решает?! – заорал вне себя Терентьев – Сколько можно решать, бля? Ты нам уже полтора часа мозги трахаешь… Вы там уже всех нас похоронили. Какая, бля, помощь?! Ждите, бля, помощь… 'Гнездо', ну я прошу тебя, мобилизуй все, слышишь? Позови срочно к рации начштаба!
– Ну не нервничай ты так. Вылетели уже 'вертушки' к вам, скоро будут…
– Когда они вылетели, на хрен? Сколько будут лететь, в конце концов? Мы тут уже заманались их ждать. Мы же уже не можем держаться. У тебя 'вертушки' уже целый час летят. Я тебе час назад говорил – дайте помощь, вашу мать!
– Продержитесь еще минут двадцать… Ну мужики, ну минут двадцать, не больше…
– Ты что, бля?! Я не понимаю вас.
– Я понял тебя, 'Курица', понял. Как у 'Вороны' дела?
– Хреново, – отозвался спецназовец. – Тоже молотят прямой наводкой. У меня, между прочим, боеприпасы на исходе, скоро врукопашную на 'духов' пойдем. Девять 'трехсотых', черт возьми, и еще один 'двухсотый'.
– Господи, сколько ж вас там осталось?! – удивленно возопило 'Гнездо'.
– Сам посчитай.
– Понял тебя, понял. Успокойтесь…
Терентьев был опытный боевой офицер, уже много раз участвовавший и в мелких столкновениях с 'духами', и в более крупных операциях. Но еще никогда в жизни ему не было так страшно, как теперь.
Как ни странно, но за себя он боялся сейчас меньше всего. Возможно, сказывалась усталость недельной блокады, возможно, это было следствием того разговора с Игнатенко, когда стало понятно, что обратного пути лично у него, у капитана Терентьева, просто нет. Так или иначе, но почему-то собственная судьба его не волновала.
Сейчас он больше всего боялся за ребят.
Нечто ужасное творилось сейчас на этом участке границы – практически сотню или полторы ребят расстреливали в упор, без жалости и сомнений, а они не имели ни малейшего шанса спастись или дать отпор – силы были слишком неравными. Но самое страшное состояло в том, что капитан не в состоянии был понять позицию штаба.
Гибло столько народа, подвергалась разгрому целая застава, пропадало элитное спецподразделение, а начальство и в ус не дуло. По радио пороли натуральную херню: все решают, высылать помощь или нет! Все думают, видите ли, позволить и дальше расстреливать ребят или все же выручать их всеми силами и средствами, какие только есть в распоряжении штаба!
Осознание того, что где-то не слишком близко от этого страшного места в тихом штабе преспокойно сидят несколько человек в таких же погонах, как и у тебя, и, пререкаясь друг с другом, решают твою судьбу и судьбу твоих подчиненных, – осознание этого было просто невыносимо.
Терентьев снова схватил микрофон:
– Вот что: вы меня заманали! Вы такими темпами целый день будете принимать решение. Давайте срочно 'вертушки', пусть идут сюда. Мы тогда сможем головы поднять маленько. Как меня поняли? Срочно высылайте 'вертушки'!
– Поняли вас хорошо, Капитан понял, что больше уже не может переносить этот спокойный тон. Он
