устранив из порта азербайджанцев. Но Малютин не знал, что Петров и Короедов сами подставили конкурентов, подкинув ему документы. Азербайджанцы тогда, как знал Толик, пообещали отомстить Малютину. Тогда до мести дело не дошло, Малютин входил в силу, и азербайджанцы решили его не трогать, переключились на торговлю «левым» спиртным, но уже не через порт.
Еще одной сильной стороной Толика было то, что он никогда не перепоручал другим важные дела. И если Сашок с Шуриком сейчас отдыхали, то Толик не мог себе позволить расслабиться. Он спустился в метро и удивился, что оно еще работает. Он уже год не пользовался метрополитеном, по городу ездил исключительно на машине.
Проехав пять станций, вышел на поверхность. Все таким же прогулочным шагом Толик двинулся в парк.
Бомжа он отыскал на условленном месте. Тот сидел на лавочке, грязная, латаная-перелатаная тележка стояла за спинкой, не особо заметная прохожим.
— Все в порядке? — спросил Толик.
Бомж пожал плечами:
— Конечно, как и договаривались.
— Кати.
Бомж поднялся и с тележкой направился по аллейке.
Толик шел метрах в двадцати сзади. Вскоре они оказались в запущенном дворе.
— Все, ты свободен, — Толик быстро рассчитался с бомжом, сунув ему в кулак несколько купюр. Тот развернул их, помял в грязных пальцах и остался доволен. — А теперь иди, и будет лучше, если я тебя никогда больше не увижу. Ты понял, никогда! Даже если мы встретимся на одной улице.
Бомж радостно закивал:
— Мне что, раствориться?
— Растворись.
И действительно, бомж исчез через несколько секунд, словно провалился сквозь землю. Толика подобная расторопность бродяги позабавила. Он взял тележку, приподнял, как бы взвешивая, проверяя, все ли осталось в сумке. В том, что бомж не любопытствовал, не интересовался содержимым сумки, Толик был уверен: кому же хочется рисковать собственной головой. Да и мало ли какую хитроумную заметочку на сумке может оставить хозяин?
С тележкой он зашел в подъезд и позвонил в дверь — три коротких звонка, затем пауза и два длинных. Дверь открылась тотчас. На пороге стоял высокий кавказец. Лишь только он увидел Толика, сразу осклабился, показывая белые крепкие зубы:
— Прахады.
Роста с Толиком они были примерно одинакового. В маленькой однокомнатной «хрущевке» сидели еще двое молодых азербайджанцев, по комплекции очень походившие на Сашка и Шурика.
Ни телевизора, ни радио в квартире не было. Взгляд к себе приковывал лишь потертый двуспальный диван, на котором были разостланы грязные простыни. На кухне в мойке громоздилась гора немытой посуды. На столе стояла плетеная корзина с какой-то азербайджанской снедью, над ней лениво кружились две пчелы. Стол был залит чем-то липким: то ли гранатовым соком, то ли дешевым вином. На кухне пахло, как на овощной базе.
Толик брезгливо смахнул с табуретки пепел и гранатовые корки. Сел. Азербайджанец очень плохо говорил по-русски. Единственное, что он твердо усвоил из русского языка, так это мат, и произносил каждое слово веско и убедительно, почти без акцента.
Этих троих азербайджанцев Толик приглядел давно.
Он, как и каждый предусмотрительный человек, любил делать запасы. Теперь эти азербайджанцы были живым товаром, который он придерживал для подходящего случая.
Они бы ему в любом случае пригодились, если не в этой ситуации, так в другой.
— Ну, как вы здесь, никуда не выползали?
— Нэт, нэт, что ты! Как договорились. Сидим тихо. никому не открываем, никуда не показываемся.
— Это правильно, — Толик снял веревку и освободил сумку. — Слышишь, Гейдар, — исподлобья взглянув на стоящего в двери азербайджанца, произнес Толик, — здесь. — Он похлопал по рваной сумке, — шмотки и оружие. Сегодня ничего не трогайте, завтра я приеду и скажу, гае, когда и кого.
— А дэньги? — криво осклабился Гейдар — Деньги привезу завтра. После того, как сделаете работу, получите все деньги.
— Значит, аванс завтра?
— Значит так.
— Хорошо. Мы уже скучать начали.
— В общем, договорились? По рукам — По рукам, — сказал азербайджанец, взмахнул рукой, и Толик своей ладонью ударил по ладони азербайджанца. — А теперь я пошел. Отоспитесь, отдохните, много вина не пейте — Сухой закон, командир, ты меня понял?
— Понял, — сказал Толик. — Молодцы вы у меня — Знаешь, с кем имеешь дело.
— Знаю, — коротко бросил Толик, закрывая за собой дверь.
Два молодых азербайджанца так и остались сидеть на диване, как суслики возле своей норы. Они лишь повернули головы, когда хлопнула дверь. Гейдар прошел в комнату и что-то быстро, энергично жестикулируя, принялся объяснять своим приятелям. Говорил он по-азербайджански. обильно сдабривая речь нецензурной бранью.
Глава 11
Екатерине Ершовой после всего того, что она услышала и увидела по телевизору, на месте не сиделось. Как-никак, у нее в сумке были две пленки, на которых было снято то, как бандиты расправились с уже известным ей Малютиным. представителем президента в Санкт-Петербурге, «Пленки надо проявить немедленно!»
Записная книжка с телефонами питерских знакомых пропала в Чечне, как и ее документы. Она попыталась вспомнить хотя бы один телефон, но на память пришел только Лилькин, да и то потому, что четыре последних цифры были одинаковые — четыре четверки. Иногда она думала, хорошо, что хоть не три шестерки.
Места, где работают ее знакомые, она помнила зрительно и решила:
«Будь что будет. Поеду. Под лежачий камень вода не течет».
Еще ей хотелось, причем нестерпимо, позвонить в Москву и поговорить с Ильей. Как будто это могло что-нибудь изменить в ее жизни, будто почти незнакомый мужчина мог дать ей совет, как теперь поступить. «Мы с тобой, Илья, виделись всего-то пару часов. Но мне кажется, что ты бы мне помог. Почему ты не рядом?»
Считается, что женщине куда труднее сделать собственный выбор, чем мужчине, и случается, что некоторые женщины сами в это верят.
— Спокойно, Катя, — сказала себе Ершова, — тебе никто не помощник. У тебя в руках пленки, которые легко превратить в деньги, а ты думаешь о том, чтобы найти себе компаньона. Раз появится компаньон, то и деньги придется делить.
Ее женское начало ушло на задний план. В Катерине проснулся профессионал, у которого нет пола и, по большому счету, нет совести. Если не считать угрызениями совести сомнения, касающиеся финансовой сферы.
— Спокойно, Катя, спокойно, — повторяла она до тех пор, пока не поверила в то, что успокоилась.
«Да, убили людей, — подумала Ершова, — но мало ли кто умирает? Каждый день покупают гробы и копают могилы. А ты фоторепортер, и если тебе посчастливилось снять смерть, а самой при этом уцелеть, то радуйся, не плачь. Вот только одно плохо — оказалась ты в чужом городе, где у тебя много знакомых, но нет друзей, если не считать непутевой Лильки».
Для Ершовой такое простое дело, как проявление пленки или печатание фотографий, превратилось в почти неразрешимую проблему.
«Проклятая фирма „Кодак“! — подумала женщина. — Придумали же технологию проявки пленки, которую нельзя осуществить в бытовых условиях, только на фирменной машине. — И тут улыбка засияла на ее губах. — Боже мой, я просто дура! Проявщик никогда не смотрит на пленку. просто нажимает кнопку, где
