– Едва ли. Кайл в этом плане очень скрытен. По-моему, он никому не рассказывал о ребенке.
В ее словах слышалась былая обида, и Джеймс мысленно проклял того, кто причинил столько боли им всем, чтобы удовлетворить свое самолюбие.
– Наверное, слышал где-нибудь еще, – поправился он.
– Сомневаюсь. – Алекс пожала плечами. Рука ее скользила вдоль стакана, потом она подняла его и поднесла к губам как бокал дорогого шампанского. – Знаешь, а те ребята, что еще тогда участвовали в родео, тепло вспоминают тебя. – Она сжала губы, сомневаясь, стоит ли продолжать. – Они очень жалеют, что ты оставил это занятие после несчастного случая.
Джеймс вздохнул. Выходит, Алекс знает. Он подозревал, что это неизбежно, хотя и надеялся, что она, как всегда, станет спорить с фактами. Ему не нужно сочувствие по поводу того давнего события.
– Не велика беда, – отмахнулся Джеймс. – Годы идут, и как раз подоспело время заняться чем-нибудь другим.
Алекс смотрела ему в глаза.
– Тебе было очень скверно?
Джеймс машинально провел рукой по бедру. Довольно скверно.
– Теперь уже нет. – При появлении Алекс он почти забыл о боли в ноге, но теперь она снова докучала ему. Нужно поскорее сесть или придется терпеть эту муку. – Время врачует раны, не так ли?
Джеймс сделал ошибку – поймав ее взгляд, он тут же утратил связь мыслей. Нежные серые глаза говорили о многом и выражали глубокое сострадание, удивительное для ее напористой натуры.
– Кажется, так, – кивнула она, – но не всегда так бывает. Итак, о моем предложении. – Алекс задумчиво отхлебнула глоток воды и указала на место рядом с собой. – У тебя измученный вид. Сядь, и я все объясню.
Джеймс колебался. И когда это она успела перехватить инициативу? Вздохнув, он выдвинул стул и опустился на него.
Облокотившись на стол, Алекс подалась вперед.
– Я понимаю, это слишком большая просьба, – осторожно начала она, – но твое имя всплыло, когда я искала инструктора для объездки лошадей. В конюшне, где мы наводили справки, мне сказали, что ты лучший во всей округе.
Стараясь избежать взгляда Алекс, Джеймс опустил глаза и разглядывал ее белый пиджак, низко вырезанные лацканы, одинокую серебряную пуговицу, скрепляющую полы.
Алекс откинулась на стуле.
– Мне и нужно самое лучшее.
«Большинство женщин носят под подобными костюмами разные кружевные штучки, – лениво думал Джеймс. – Обычно что-нибудь черное. Шелковое. Нежное на ощупь». Он не видел Алекс обнаженной, но лицезрел ее в футболке и знал, что костюм пригнан точно по фигуре.
– Я готова платить вдвое больше обычного. Скажи сколько…
У Алекс и тогда была роскошная грудь, которая делала ее такой женственной. Ему нравилось сочетание пышного бюста с тонкой талией. Особенно когда на Алекс было что-то черное с глубоким вырезом…
– Так вот, я бы хотела, чтобы ты научил Куинни всему, что умеешь сам.
Алекс подалась вперед, обхватив колени. Когда она двигалась, на ней не было заметно ничего черного и кружевного, и Джеймс заинтересовался, есть ли у нее вообще что-нибудь под костюмом. Ему стало не по себе при мысли о наготе Алекс и…
– Так ты согласен?
Он снова взглянул на нее.
– Я?
– Ну да, ты согласен учить Куинни? – Алекс улыбнулась. – Она вбила себе в голову, что обязательно должна участвовать в соревнованиях на приз «Сосновых холмов». Это, кажется, в августе?
Джеймс насторожился.
– Я больше не даю уроков. Извини, Алекс, – он поднялся, – но в этом я тебе не помощник.
Лицо Алекс вытянулось. Отказ Джеймса прозвучал решительно. И тогда перед ее глазами предстала ужасная картина: дочь, вжавшаяся в стену конюшни, чтобы увернуться от взбесившейся лошади. Сердце Алекс сжалось. Ее дочь, ее единственное дитя зажато между жеребцом и стеной… Нет, она не вынесет этого. Алекс подняла на ноги всю округу, чтобы отыскать человека, способного предотвратить надвигающуюся трагедию.
Этим человеком был Джеймс Маклинток. Для нее есть только один вариант закончить их встречу – заручиться его согласием научить Куинни справляться с норовистой лошадью.
– Но почему? – спросила Алекс, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Она не только слишком много говорит, но и слышит только себя.
Поскольку Алекс явно не собиралась уходить, Джеймс снова сел, чтобы снять нагрузку с больной ноги. Боль усилилась как раз перед появлением Алекс. Без сомнения, это был перст судьбы. Сирена поманила ничего не подозревающего простака, и он пошел на ее зов, отворив дверь.
– Я больше не даю уроков.
Сирена пела свои песни, расставляя сети. «Держи ухо востро, Мак».
