— Мать моя, мамочка, — удивленно сказал он. — Вот так фокус...
Он вдруг принялся хохотать, охая и морщась от боли в разбитых губах, и Катя, не удержавшись, присоединилась к нему. Они стояли и хохотали, держась за животы, и случайные прохожие обходили стороной странную парочку.
— Вот черт, — сказал Андрей, отсмеявшись. — Как же мне теперь до дома добраться с таким фасадом? Два квартала...
— Пошли, — решительно сказала Катя.
— Куда?
— Куда надо. Йодом буду тебя мазать. Ты сам сказал, что добрые дела наказуемы.
— Ну, нет, — моментально становясь серьезным, сказал Андрей. — Йод — это уже лишнее.
— Поговори у меня, — с угрозой сказала Катя. — Я точно не помню, но зеленка у меня, кажется, тоже есть.
— О, Господи, — вздохнул Андрей. — Лучше бы они меня там убили... Ладно, веди... садистка.
Глава 8
Повреждения оказались поверхностными — глядя на них, трудно было поверить, что нанесены они озверевшими от боли и ярости мужчинами, совершенно утратившими контроль над собой. Когда Андрей вышел из ванной, где смывал с лица пот, кровь и грязь, Катя усадила его на табурет в кухне и принялась колдовать над его лицом.
Аптечка у нее была богатая — с некоторых пор она уделяла этому вопросу особое внимание. Взглянув на разложенные на кухонном столе зловещие причиндалы, Андрей сделал несчастное лицо.
— Может, все-таки не надо? — со слабой надеждой спросил он.
— Надо, Федя, — бессмертной цитатой ответила Катя, — надо.
— Слушай, — со вздохом сказал Андрей, покорно усаживаясь на придвинутый Катей табурет, — как тебя хоть зовут-то? А то помру во время операции, и жаловаться будет не на кого...
— Катя, — представилась она, поворачивая его голову к свету, чтобы получше рассмотреть разрушения.
— Катя, — медленно произнес он, словно пробуя имя на вкус. — Красивое имя. Мне оно всегда нравилось, но до сих пор у меня не было ни одной знакомой Кати.
— Перестань болтать, — строго сказала Катя, обрабатывая перекисью глубокую ссадину над его левой бровью. — Ты двигаешь лицом и мешаешь мне работать.
Эта строгость была в значительной мере напуск-вой и относилась скорее к самой Кате, чем к ее пациенту. В голове у нее слегка шумело, как после бокала шампанского, и во всем теле ощущалась подозрительная легкость. Это оказалось чертовски приятно — держать его двумя пальцами за твердый, слегка шершавый от проступившей щетины подбородок и легкими прикосновениями смоченного перекисью ватного тампона промывать его ссадины, стараясь не сделать больно. От него едва ощутимо пахло потом и какой-то очень мужской косметикой, в которой Катя разбиралась слабо. Это был стопроцентно мужской запах, совсем не отталкивающий, а скорее наоборот, и... ну да, чего уж там! — он-таки кружил Кате голову — совсем чуть-чуть, сразу же оговорилась она... не вслух, конечно.
Работая, ей то и дело приходилось прижиматься бедром к его голому плечу. Плечо было твердое, упругое и ощутимо горячее, и голова от этих прикосновений кружилась еще сильнее. Катя поймала себя на том, что работает все медленнее и все чаще прижимается к его плечу, и заторопилась. «С ума сошла, — думала она, заклеивая ссадину на щеке тонированным пластырем. — Обалдела, как девчонка...»
— Ну вот, — сказала она, налепив последний кусочек пластыря и поспешно отступая в сторону, чтобы разорвать этот непрошено установившийся контакт. Ноги оказались неожиданно слабыми, словно набитыми ватой, а губы ни с того ни с сего пересохли, и слова получились хрипловатыми, словно Катя только что обрабатывала не пустяковые царапины, а, как минимум, проводила операцию на сердце или разгружала вагон с цементом на Москве-Сортировочной.
— Хорошие у тебя руки, — вставая, сказал Андрей. — Легкие. Медсестра?
— С чего ты взял? — удивилась Катя, торопливо закуривая. Полудетское ощущение непреодолимой тяги и вызванной этой тягой неловкости никак не проходило: этот незнакомый парень чем-то сильно зацепил ее... пожалуй, тем, что это был один из немногих знакомых ей мужчин, который вел себя как мужчина. «Гормоны разгулялись, — подумала она. — Застоялась, кобыла?» Впрочем, нарочитая грубость такого обращения к себе помогла ей слабо. «Ну, и застоялась, — покорно подумала Катя. — Не человек я, что ли?»
— Ну как же, — пожав плечами, сказал Андрей, отвечая на ее вопрос. — Руки у тебя умелые, крови не боишься, и домой возвращаешься утречком... с дежурства, надо полагать.
— А может, я путана, — сказала Катя и тут же, сама не зная почему, испугалась, что он этому поверит.
Он не поверил. Легко махнув в ее сторону рукой, он рассмеялся и сказал:
— Ну да, путана... Профессия, конечно, уважаемая, но что-то ты на путану не похожа. Глаза у тебя не те.
— А ты что, специалист по путанам? — спросила Катя. — Не сутенер, часом?
Это прозвучало чересчур резко, почти грубо, но Катя была готова на все, чтобы разрушить наваждение... Вот только наваждение ни в какую не желало разрушаться, тем более, что Андрей и не подумал обижаться.
— Чудачка, — сказал он. — По-твоему, нужно быть сутенером, чтобы отличить любительницу от профессионалки?
— Не знаю, — сказала Катя. — У меня были подруги-профессионалки... ничего я в них особенного не заметила, и глаза у них как глаза...
Она удержалась и не добавила «были».
— Так ты же не мужчина, — улыбнулся Андрей. — К счастью.
— Почему — к счастью? — спросила Катя.
— Потому, что к мужчинам я абсолютно равнодушен, — сказал Андрей. — Правда, сейчас это не модно, но я, увы, консерватор.
Катя закусила губу. Разговор просто на глазах выходил из-под контроля — точнее, это Андрей ощутимо забирал инициативу в свои руки... как это и положено мужчине, напомнила себе Катя. И некоторым кавалерист-девицам не следует об этом забывать. И потом, что такого особенного он сказал? Если разобраться, это даже и не комплимент... не говоря уже о попытке подбить клинья.
— Кофе выпьешь? — спросила она.
— Какого? — поинтересовался Андрей, снова усаживаясь на табурет и глядя на Катю снизу вверх с выражением живейшего интереса, который, судя по всему, относился вовсе не к кофе.
— Растворимого... — совсем растерявшись, ответила Катя.
«Позор, Скворцова, — подумала она. — Совсем раскисла. Мужиков, что ли, не видала? И не видала. Давно, между прочим, не видала...»
— Растворимого? — переспросил Андрей и скривился.
Вышло это у него настолько комично, что Катя, не удержавшись, прыснула. Ей вдруг стало легко и просто. «Ну чего ты задергалась? — спросила она себя. — Нравится тебе парень — действуй, не нравится — гони... Тоже мне, проблемы полового воспитания...»
— Ты извини, — продолжал он, — но у меня с растворимым кофе полная психологическая несовместимость. Нормального кофе у тебя нет?
— Это молотого, что ли? — спросила Катя. — Нету. Честно говоря, никогда не видела разницы.
— Варварка, — покачал головой Андрей. — Прекрасная варварка, и больше ничего. Надо заняться твоим воспитанием. Разницы она не видит...
— Так без штанов и будешь заниматься? — спросила Катя.
— Ага, — важно кивнул Андрей. — Как Миклухо-Маклай.
Катя снова рассмеялась. Она давно не чувствовала себя так легко и свободно.
— Ладно, — сказала она. — Тогда, может быть, немного водки?
— Нет, — отказался Андрей. — Водки не надо. Я, конечно, понимаю, что поступаю как-то... гм... не по- русски, но... уволь. В этом плане я тоже консерватор. И вообще, я, пожалуй, пойду.
