— Да, вы правы. Время уже позднее, все устали. Давайте быстренько запишем ваши показания и разойдемся по домам. — Он макнул ручку в чернильницу. — Ваше имя, звание, титул.
— Иван.
— А дальше?
— А дальше я не знаю.
Следователь отложил ручку.
— Поясните.
— У меня редкая форма потери долговременной памяти. И максимум, что остается у меня в голове, это пять — десять последних часов, не более. Вот о них я еще что-то могу рассказать. Не обессудьте.
Следователь понятливо закивал.
— Да, я слышал о подобном. Получается, что нам очень повезло. Если бы мы нашли вас только следующим утром, вы бы категорически все отрицали?
— Получается, что так. Но не отрицал бы, а просто не мог вспомнить.
— Вот и хорошо, давайте выясним все подробности, пока вы что-нибудь не забыли.
Я не стал ломаться и начал рассказывать. Вот мы идем, вот нас останавливают, начинают грубить… Следователь внимательно слушал, делал пометочки на листке бумаги, потом долго молчал. И наконец изрек:
— Все хорошо, все правильно и логично. Но не сходится с фактами.
Он подождал от меня вопросов, но я деликатно предоставил право разыгрывать спектакль ему самому. Тот чуть нахмурился.
— Хозяйке магазина вы сказали, что вы приезжие и вас ограбили. По вашему рассказу выходит, что грабитель был один и вы его убили. Вопрос — где ваши вещи?
Следователь подождал ответа, а у меня была только одна мысль — не краснеть от стыда за собственную глупость.
— Вы знаете, в те минуты думалось совершенно о другом. Возможно, они так и валяются в переулке, если кто не стырил.
— Возможно. Но вам надо будет составить список, чтобы можно было говорить о возмещении.
Я только отмахнулся:
— Сейчас это не столь важно.
— Следующее. Вы утверждаете, что грабитель ударил вас ножом и ранил.
Тут я торопливо кивнул — ведь это правда.
— Опять не сходится. Судя по месту удара, величине разреза, количеству крови, вы должны были умереть, самое позднее, через минуту. Но вы живы и прекрасно выглядите.
— Может, куртка болталась, я извернулся и удар прошел вскользь?
— Может быть. Но тогда откуда столько крови и чья она?
Оставалось только пожать плечами.
— Меня ударили, кровь моя, так и было. Что я могу еще сказать?
— И это можно допустить. Но после этого вы, предположительно смертельно раненный и истекающий кровью, одним ударом рассекли человека почти напополам. Причем не сверху вниз, как это обычно делается, а снизу вверх. Вы такой великий боец?
— Ну что вы, я даже нигде не учился.
— Позволите взглянуть на ваш меч?
Я засомневался, но хамить пока было рано. Сняв меч, положил его на стол следователя. Тот выдвинул лезвие, внимательно осмотрел его под разными углами. Потом вернул на стол и придавил ладонью.
— Следы крови есть. Но сам клинок внешне выглядит совершенно обычно, и нанести им удар, подобный вашему, просто невозможно.
Я снова пожал плечами.
— У меня начинает складываться совершенно другая картина преступления. Вы что-то не поделили с этим человеком. Хладнокровно убили, воспользовавшись моментом. Но кто-то стал свидетелем этого преступления, и вам пришлось заметать следы второпях. Вы проткнули свою куртку ножом погибшего, измазали его кровью и постарались, чтобы люди это заметили. Последовала слезливая история о грабителе, и вот уже все вас жалеют, а вы приобретаете ореол жертвы и скрываетесь от правосудия.
Я прикинул про себя.
— Действительно, можно и так рассудить. Но я говорил правду.
— Возможно. Но убитый уже ничего не сможет уточнить, а ваши слова противоречат фактам. А если добавить к этому то, что вы совершенно неизвестная и непонятная личность, то картина получается и вовсе удручающая.
— Разве Таня ничего не рассказала обо мне?
— Вы будете смеяться, но она высказалась в том духе, что она всего лишь слабая женщина и за нее отвечать будет брат. Она ему полностью доверяет!
Глядя на мое растерянное лицо, следователь засмеялся сам.
— Ну нельзя же идти на убийство таким неподготовленным! Вы бы хоть простейшую историю продумали в деталях, прежде чем решаться на подобное.
Он ждал от меня слез и раскаяния, но я больше был раздавлен осознанием собственной глупости, чем возможным наказанием. Не дождавшись новых слов, следователь снисходительно хмыкнул.
— Но я не стал беспокоить госпожу Таню выяснением подобных мелочей. — Он достал из папочки пару листков и показал их мне. — Никого не узнаете?
Я с удивлением увидел наши с Таней портреты. Про мой не скажу, а вот Таню нарисовали вполне похоже.
— Девушка похожа на мою сестру.
— Вот видите, вы уже начинаете говорить правду. А знаете, откуда взялись эти портреты?
Я пожал плечами.
— Такие портреты были разосланы по всему королевству. А в пояснении к ним написано, что это портреты великих целителей, злодейски похищенных врагами королевства. И при их обнаружении требуется немедленно сообщить в канцелярию Наместника. Не знаю, что имелось в виду под «целительством», но убиваете вы превосходно. Думаю, когда за вас возьмутся специалисты Наместника, они быстро оживят вашу память, вплоть до момента рождения. — Он помолчал. — Ничего не желаете мне сказать?
— Все, что можно, я уже сказал.
Голос невольно дрогнул, и фраза прозвучало резковато, с акцентом на слове «можно». Следователь замер, разглядывая меня.
— Ну что ж, это уже ваши проблемы. Убийство раскрыто, любой суд вынесет приговор за десять минут. Вас — к смертной казни, Таню, как сообщницу, к каторге. Имейте это в виду, когда снова захочется рассказывать сказки следователю.
— Нас сейчас по камерам?
— Конечно, не в гостиницу же вас везти.
— А где именно будут держать Таню? В этом же здании?
— Да, можно сказать, почти в соседних камерах. А что, уже планируете побег? — заинтересовался он.
— Скорее налет, — улыбнулся я.
— Ну-ну, — протянул следователь.
Вряд ли я его напугал, но до первых решеток меня сопровождало четверо стражников, а потом — двое тюремщиков. Условия антисанитарные, но меня теперь больше интересовала планировка здания, и я старательно запоминал повороты, размещение дверей, решеток.
Когда меня грубовато подтолкнули в камеру, я даже не обиделся — не до того сейчас. Камера, вернее, нечто среднее между подвалом, канализационным коллектором и нашим КПЗ, была небольшой. Малюсенькое окошечко под сводчатым потолком, двухъярусные нары вдоль стен. У входа в камеру висел маленький светильничек, свет от которого позволял различить только силуэты сидельцев. Но бодрости у местных от такой обстановки не убавилось. Пока я оглядывался по сторонам, один из них соскочил с нар и
