Он протянул Алисе стакан с минералкой, и она послушно сделала несколько глотков.
— Так, так, — он нервно ходил по кабинету, — значит, нужно добыть эту долбаную карту. Черт, кого же послать? Ты как думаешь, сколько еще продержишься?
— Не знаю. Я еще никогда не рожала.
— Алиса, ты не поверишь, но я тоже никогда не рожал, поэтому советчик из меня фиговый. Вот тебе часы, считай время между схватками. И не волнуйся, в самом крайнем случае здесь у тебя роды примем. Итак, кого-то надо послать к тебе домой за документами, а я тем временем отвезу тебя в Снегиревку. Меня там все знают, примут без проблем. Только сначала найду себе замену на пару часиков, я ведь сегодня ответственным дежурю, а бригада слабая.
Ян Александрович высунулся в окно — посмотреть, чьи машины еще на стоянке.
— Васильев здесь, очень хорошо!
Он достал телефон, чтобы не терять времени, установил громкую связь, а сам стал переодеваться. Алиса деликатно отвернулась.
— Да, — раздался из динамика раздраженный голос.
— Мое почтение, товарищ генерал! Колдунов, грешник, беспокоит. Пожалуйста, посидите за меня два часа, очень нужно. Я отработаю.
— Я не могу, Ян Александрович. Вы меня на пороге клиники застали. Заранее нужно согласовывать такие вещи.
— Виталий Александрович, выручайте! Дочка моего друга рожать задумала, а помочь некому. Я только в роддом ее закину — и сразу назад.
— Слушайте, я рад бы помочь, но в самом деле не могу. У тещи юбилей, понимаете?
— О, прекрасно понимаю. Теща — это серьезно. Но вы же только чуть-чуть задержитесь. А мне нужно лично передать девчонку тамошним докторицам, по телефону будет совсем не то. Вы же знаете, какие звери эти бабы-гинекологи!
— Ян Александрович, вы напрасно теряете со мной время. Я уже сказал, что не могу. Так что не обессудьте, коллега…
— Тамбовский волк тебе коллега, — буркнул Колдунов, отключаясь. — Вот гнида! Что же делать? Остальные уже по домам расползлись. Ничего, Алиса, прорвемся! В крайнем случае брошу свой пост, может, и обойдется.
Она лежала, уткнувшись носом в истертую спинку дивана, и чувствовала, как душа погружается в черный холод отчаяния. Она любила Васильева больше жизни, а для него юбилей тещи оказался важнее, чем появление на свет его собственного ребенка. Он предпочел подвергнуть опасности любимую женщину и их общее дитя, лишь бы не вызвать недовольство у нелюбимой жены. Лучше пусть возлюбленная сдохнет на улице, чем нарушится его семейная идиллия. Васильев предал ее, когда вытолкал из своего кабинета, но это предательство Алиса готова была оправдать: если бы он привез в роддом чужую жену, неминуемо поползли бы слухи. Но как мог он отказать Колдунову? Если бы он посидел за него в клинике, это не бросило бы никакой тени на его репутацию. Он должен был обрадоваться, узнав, что Алиса в надежных руках.
Как сквозь туман она слышала, что Ян Александрович звонит в Снегиревку и уговаривает принять роженицу без документов под его личную ответственность, потом звонит жене, чтобы срочно неслась в академию, брала ключи от Алисиной квартиры и на всех парах мчалась за обменной картой, потом договаривается о своей замене…
Схватки приходили все чаще, и теперь Алиса была им только рада. Боль хоть немного отвлекала от душевных страданий. Господи, как прав был Иван, когда говорил, что Васильеву плевать на нее! Как он называл ее? Женщина-унитаз! Все верно, а она обижалась, думала, что ему просто не дано понять силы их любви! Что он от злости хочет побольнее ударить, отомстить за измену…
Колдунов осторожно подсунул руку ей под плечи:
— Вставай потихоньку, девочка. Пойдем. Ты в состоянии, или на каталочке тебя отвезти?
— Нет-нет, я сама, — испугалась Алиса. — Простите, что я доставила вам столько хлопот.
— О чем речь! Наоборот, я рад, что участвую в появлении на свет новой жизни.
— Все так внезапно, не вовремя…
— Милая моя, слава Богу, что женщины рожают внезапно и не вовремя. Иначе человечество давно вымерло бы.
После встречи с Жанной Илья Алексеевич не находил себе места. Давным-давно, в молодости, он искал ее, но после нескольких лет бесплодных поисков примирился с мыслью, что никогда больше не увидит бывшую возлюбленную. Да он уже и не хотел встречи, предполагая, что нежная девушка оплыла, превратилась в пролетарскую домохозяйку и своим видом разрушит трогательные воспоминания юности и убьет его тайные мечты о несбывшейся их совместной жизни. Ему хотелось знать, что жизнь ее сложилась удачно, это помогло бы успокоить бунтующую совесть, но встретиться с ней лицом к лицу Илья Алексеевич был, пожалуй, не готов.
А она совсем не изменилась! Словно и не было этих двадцати лет! Она стояла возле колонн, такая же юная и хорошенькая, и, казалось, можно протянуть руку сквозь время, нырнуть обратно в тот страшный день и сказать: «Жанна, я остаюсь с тобой! Я твой навсегда!»
«Я же всегда ее любил», — понял Илья Алексеевич, но странно, в душе его царили не горькие сожаления об утраченном счастье, а само счастье, чистое и светлое. Даже то, что она так холодно разговаривала с ним, не оскорбило его.
«Ничего другого я не заслужил», — думал он покаянно и радовался, какая Жанна стала гордая и важная дама.
Каждое утро он просыпался, радуясь, что Жанна есть и он теперь знает, где ее искать.
Он не мечтал о любовных свиданиях — что он, старый женатый врач, может дать такой великолепной женщине? Не хотел он и смущать ее покой и не надеялся, что в ее сердце могли сохраниться к нему какие- то теплые чувства, после того что он с ней сделал. Илья Алексеевич желал только одного — иногда, в самые тяжелые дни отчаяния, приходить к ее офису, чтобы посмотреть на нее хотя бы издали.
Но повидаться все же нужно — он обязан дать ей возможность высказать все, что накипело у нее на душе за двадцать лет. А накипело, надо полагать, порядочно: он соблазнил ее и бросил беременной, и даже двадцать лет слишком маленький срок, чтобы это простить.
Закрывая глаза, он представлял себе, как она будет называть его подонком, и понимал, что эти слова прозвучат в его ушах райской музыкой.
Он стал добиваться встречи, но оказалось, что Жанна надежно защищена от надоедливых визитеров. Проникнуть в фирму дальше вестибюля было невозможно. Девушки в приемной мило улыбались ему, осведомлялись о цели визита и с такой же милой улыбкой сообщали, что нужно договариваться заранее. Он пытался договориться заранее, но секретарша безупречно вежливо отсылала его к начальнику продаж. Один раз Илья Алексеевич полдня проторчал на улице возле здания фирмы, надеясь поймать Жанну на крыльце, но, едва появившись в дверях, она тут же нырнула в салон машины, он не успел подать ей никакого знака.
Илья Алексеевич делал вид, что крайне озабочен больничными делами, хотя, поглощенный своими любовными переживаниями, думал о вверенном ему стационаре в последнюю очередь. В его лихорадочном состоянии договор служил лишь предлогом для встречи с Жанной. Он звонил начальнику продаж и склочным голосом напоминал, что больница в любой момент может остаться без медикаментов. «Надо же что-то делать!» — почти кричал он в ответ на сухие заявления, что дело у Жанны Игоревны.
— У меня из-за вашей бюрократии стационар встанет! — взвыл он во время одной из таких бесед.
— Понимаю, Илья Алексеевич, но ничем не могу помочь. Решения пока нет.
— Да что ж такое! Если вы отказываете, так и скажите, я буду срочно искать другого поставщика!
— Думаю, вам не о чем волноваться. Жанна Игоревна решит вопрос, как только вернется из Москвы.
— Опять ждать! Пока она еще вернется, пока руки до меня дойдут… Вы же меня без ножа режете!
