отбили легкие.
— К нам переброшена дивизия Листера! — задыхаясь, выпалил Антонио.
Новость была так неожиданна и так долгожданна, что Педро не выдержал:
— Это правда?
— Он в Каспе.
— Ну, теперь-то мы, наконец, начнем драться!
Альфонсо, уперев руки в бока, неожиданно расхохотался.
— Шах, коммунисты объявили шах Аскасо!
— Черт бы побрал твоего Аскасо! — взорвался Антонио. — Он достаточно изнывал от безделья, пока дивизия Листера месяц стояла под бомбежкой в Брунете.
— У нас нет танков и самолетов, — возразил Альфонсо.
— Я не знаю, против кого сражались бы танки, будь они у Аскасо!
— Это очередные коммунистические штучки!
— Я не сомневаюсь в тебе, Альфонсо, — немного спокойнее сказал Антонио. — Но черт бы побрал твоего Аскасо!
— А я уверен, что Аскасо еще покажет себя как полководец. Он не задаром сохранил наши силы.
— Заплатив за это кровью других!
— Арагонская анархистская милиция не может защитить всю Испанию, — ответил Альфонсо. — Вы не посмеете обвинить нас в трусости.
Антонио и Альфонсо стояли друг против друга. Педро протиснулся между ними.
— Послушайте, — негромко и спокойно сказал он. — Не всякая квочка, садясь в гнездо, снесется. Поживем — увидим. Никто из нас троих не сомневается в личной храбрости друг друга, а что касается всего остального, то…
Не дослушав, Альфонсо резко повернулся и ушел. Идти вниз было неудобно, он подпрыгивал, и арсенал у его пояса смешно брякал.
— Как тебе не надоест часами разговаривать с этим индюком? — спросил Антонио. — Может быть, он отличный шахматист?
— Он просто неудачно покрашен, — ответил Педро.
— А настоящий его цвет? — покосился Антонио.
— Наш.
Командный пункт танкового батальона разместился на северном склоне холма, за виноградником. Подрезанные лозы выпустили уже по два-три листочка, и нежно-зеленые усики упруго колебались на ветру. Паровала земля. Дальние ряды корявых виноградных стволов виделись сквозь дрожащий воздух. А близкие отроги гор, казалось, таяли в солнечном мареве.
И столько света и простора было вокруг, что резало глаза.
Они вошли в штабную палатку. Длинная фигура Хезуса склонилась над картой. Когда глаза пообвыкли, Педро заметил, что ткань парусины пронизана солнцем и местами отливает радугой.
— Поздравляю! — сказал Педро.
— Спасибо…
— Что случилось, Хезус?
— Звонили из штаба бригады, — Хезус разогнулся, выпрямился. Взгляд его больших глаз был грустен. Пожалуй, так же грустен, как тогда, ранней весной, когда они оставили деревню, только что отбитую у франкистов, и потом целый день ехали молча, и все что-то не ладилось, и всем было не по себе. — Тебя просили прибыть в штаб. Всех советников, что приехали с полгода назад. И тебя.
Педро хлопнул ладонью по столу.
— Никуда я не поеду! Нашли время, когда отзывать меня в штаб! Надо же, а? Хезус, что ты сказал? Антонио, ты только подумай! Уехать теперь, когда явно готовится наступление?
— Я не думал, Педро, что ты в душе анархист, — грустно улыбнулся Хезус. — Ты же сам учил: приказы не обсуждаются, а выполняются.
Педро уехал, уговорив Хезуса и Антонио не прощаться с ним. Он даже не дождался обеда, который решили дать в его честь. Педро почувствовал, что Хезус и Антонио обиделись на него за это.
Через две недели ночью он отыскал расположение батальона, забрался в палатку командира и растолкал спящего Хезуса. Тот с таким азартом хлопнул советника ладонью по спине, что у Педро дух захватило.
— Да, Педро, — выпив кружку вина, сказал Хезус. — Твой путь обратно был почти на сто километров короче. Нас крепко прижали. Началось генеральное наступление франкистов.
— Анархисты сделали свое дело, — заметил Антонио. — Они так берегли себя, что дали фашистам разбить нас под Теруэлем, потом здесь, в Арагоне, под Бельчите, и в конце концов Аскасо, захватив награбленное испанское добро, бежал во Францию. Отличный финал!
— Я был в Барселоне, когда там состоялась манифестация, — заговорил Педро. — Площадь Каталония была запружена рабочими. Они требовали одного — сражаться! У дворца Педральвес толпа подняла такой шум, что министры почувствовали себя вроде того, как министры Временного, когда взяли Зимний. Они испугались народа. Они увидели, что народ и не собирается сдаваться и идет за коммунистами. Манифестанты выбрали комиссию, в которую вошли представители организаций, намеренных не прекращать борьбу против установления фашизма в Испании. От коммунистической партии в комиссию вошла Долорес Ибаррури. Премьер заверил народ, что он будет продолжать борьбу до последней возможности. В общем капитулянты провалились. А потом…
— Мы слышали… — нахмурился Хезус.
— Манифестанты не успели разойтись по домам, как налетели фашистские самолеты. Их кто-то предупредил. Предупредил быстро, что капитуляции не будет. И они зверствовали вовсю…
Педро отхлебнул вина из кружки, помолчал и опять сказал:
— Я еще не видел такого массированного налета. Такие массы авиации… А ведь сюда, в Испанию, направлены только отдельные части фашистских армий. Выходит, что…
Педро замолчал. Выходило, что Тухачевский был прав, когда говорил о необходимости создания очень мобильной армии, прекрасно вооруженной технически. В конце концов его идеи стали претворяться в жизнь, а он… Враг? Не верится… И там, во дворце Педральвес, кто-то, может быть, такой же красивый и подтянутый, как богатырь Тухачевский, сидел на заседании Совета министров, говорил о свободе Испании, а потом, может, спокойно отстучал радиограмму в штаб Франко. И на улицах Барселоны потекла кровь, плакали дети, кричали женщины… Во дворце Педральвес — может быть… Но Тухачевский? Не верится…
— Да ты меня не слушаешь, Педро! — Хезус с удивлением смотрел на советника.
Педро сказал:
— Из всего следует — противник начал генеральное наступление, — и потер ладонями свое лицо.
— И я тебе говорю. Теперь уже определилось направление их главного удара. Они хотят по долине Эбро пройти до моря. Но им опасно оставлять у себя на фланге такой город, как Лерида. Этот перекресток шоссейных и железных дорог франкистам просто необходимо захватить. И, кроме того, у них тогда в руках дорога на Барселону.
— Все верно, Хезус…
— Вчера на дорогах к Лериде было замечено большое оживление.
— Наверное, подтягивали артиллерию, — сказал советник. — Самое время. Не смогли взять Лериду с ходу, начнут кормить нас огнем. Кстати, Хезус, ты не возражаешь, если утречком я отправлюсь в разведку? — Педро склонился над картой, лежащей на столе, показал обозначенные условным знаком пушки. — Они здесь для того, чтобы простреливать дорогу и мост.
— Я хотел поехать сам.
— Но ради моего возвращения ты не откажешь мне в просьбе? Я поеду на танке братьев.
Антонио потрепал Педро по плечу.
— Советник, вы нарушаете указания командования. Вас не велено пускать в разведку.