— Антонио!
— Одно дело — бой, другое — разведка.
— Послушай, комиссар. — Педро выпрямился. — Ты это серьезно?
— Понимаешь, мне не хочется жалеть о том, что я сделал, — сказал Антонио.
— А ты не делай того., о чем пожалеешь, или делай, но не жалей, — не поднимая головы от карты, проворчал Хезус. — На крайний случай тебе совсем не обязательно слышать наш разговор. Мне не хочется отказывать Педро.
Откинулся полог, и в палатку ворвался утренний свет.
— Завтракать, — сказал вестовой.
Хезус, прищурившись, погасил лампу на столе.
— Мы и утра не заметили…
— Ладно, — сказал Антонио. — Пусть едет. Только постарайся не зарываться, Педро. Понимаешь, поосторожнее.
Повеселевший советник подмигнул Хезусу.
— И это мне говорит испанец!
Антонио опустил глаза.
— Что поделаешь! Два года назад наша пехота не окапывалась. Считали, что прятаться от противника в землю — унижаться перед ним. А на танках мы верхом ездили. Ну, а теперь… А теперь я напоминаю тебе, что надо пользоваться и своими советами.
— Хорошо, — сказал Педро, — я обещаю вам не зарываться.
Они вышли из палатки. Над Каталонскими горами всходило солнце, очень яркое. Горы казались черными и напоминали древнюю крепостную стену. Оттуда же, с востока, тянулись легкие янтарные облака. Воздух был прохладным и влажным. Побеждая въедливый запах бензина, держался над землей устойчивый аромат трав, освеженных росой.
Бойцы еще спали. Вчера у них был трудный день, а половину ночи они готовили танки к сегодняшнему бою. Машины были скрыты в дубовой роще. Деревья стояли, не шелохнувшись, и была видна каждая, даже самая тонкая ветка.
У опушки горел костер. Еще издали почувствовался резковатый запах кофе.
«И он научился маскироваться», — подумал Педро о поваре.
За завтраком советник задумался и, когда поднес ко рту кружку с кофе, чертыхнулся — обжегся.
Антонио рассмеялся.
— Не уезжай раньше того, как поедешь. Ты, наверно, уже вон там? — И он кивнул в сторону позиций франкистов.
Утренний туман затянул их пологом, сквозь который только угадывались извилистые линии окопов среди виноградников.
— Ну, нет, — сказал Педро, — я уехал намного дальше… Куда? — Советник словно очнулся. — Скажем, в окрестности Кадиса.
— Но ты же там не был!
— Если бы полтора года назад испанцы умели маскироваться, окапываться и не ездили на танках, как на лошадях, если бы тогда у республики была настоящая армия, мы сейчас выбрасывали бы остатки мятежников с берегов Испании.
Антонио внимательно посмотрел на Педро, потом на Хезуса.
— Возможно. И еще если бы республиканцы и социалисты не боялись коммунистов или хотя бы прислушивались к тому, что они говорят… Тогда республика имела бы армию…
— А мы, республиканцы, кто? — недовольно проворчал Хезус.
— Камни в потоке. А не скала, какой стала Советская Россия, через три месяца после своего основания создавшая армию, — заметил Антонио.
Педро поставил на стол пустую кружку. Дожевывал пахучий козий сыр, к которому он все еще не мог привыкнуть, ел, стараясь не дышать носом.
Потом он тщательно поправил пилотку-испанку, которая никак не хотела плотно сидеть на буйной шевелюре, и, махнув на прощанье рукой, направился в дубовую рощу, к танку трех братьев, Педро быстро нашел их машину. Ведь это только непосвященным может показаться, будто все танки на одно лицо.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Машина ворвалась в расположение батареи с тыла франкистских позиций, и мятежники сначала приняли их за своих. Сквозь рев мотора, стук пулемета — сквозь всю оглушающую толщу звуков, плотно забивших внутренность танка, Педро не услышал — почувствовал, как танк словно влез на крутую горку, потом провалился… Это под его тяжестью сломалось орудие. Фернандо круто повернул машину. Снова танк вздыбился и провалился, подмяв под себя еще орудие.
Маноло длинными очередями косил метавшихся фашистов.
Неожиданно Педро резко бросило к ногам Маноло. Неистово взвыл мотор.
И стало тихо.
— Что случилось? — крикнул Педро, словно все еще стоял грохот.
Фернандо выругался.
Педро не услышал его голоса, потому что уши еще были словно заткнуты.
— Гусеница свалилась.
Педро понял сказанное Фернандо по губам.
Пабло и Маноло молчали. Все знали, что это значило.
Покосившись на стенки танка, Педро оглядел гнезда, где должен был помещаться боезапас. Снарядов к орудию уже не было. Последний пулеметный диск был расстрелян наполовину. Там, где надлежало быть второй половине боекомплекта, лежали аккуратно завернутые гитары.
Два танка из взвода, который пошел в разведку, тоже не могли видеть, что случилось с их товарищами: один раскатывал окопы пехотинцев, а второй ушел уничтожать минометную батарею. Машины потеряли друг друга из поля зрения.
Отпадал и самый простой и самый верный вариант — обороняться, пока наблюдатели не заметят их безвыходного положения и Хезус Педрогесо не пошлет им на помощь другие танки. Они находились всего в восьмистах метрах от позиций республиканцев. Не больше чем в восьмистах метрах. Подмога подоспела бы за полчаса, если не быстрей. Но эти-то полчаса надо продержаться. Иначе через полчаса подмога подойдет не к танку, а к факелу. Фашисты не станут ждать полчаса. Они подожгут машину раньше. Если подожгут…
В ушах раздался легкий щелчок и возник тонкий удаляющийся звон. Педро понял, что теперь будет слышать.
Лихо развернув башню, Маноло выпустил длинную очередь.
Потом еще. Патроны кончились.
Маноло бросил пустой диск на пол.
— Теперь все…
— Только начинается, — в тон ему закончил фразу Педро.
— Это от нас уже не зависит. Что будет, то будет.
— Маньяна пор ля маньяна, — сказал Педро. Излюбленная приговорка испанцев, которую можно понимать и как «завтра», и как «подождем», и как «поживем — увидим».
