— Если ее не захватили.
— А если… — Хезус уже не улыбался.
— Тогда нам придется брать и предмостные укрепления, и мост, и деревню. Одними танками этого не сделаешь. Нужна пехота. Может быть, Руис проспался?
— Сволочи! Знай я, что так обернется дело с этими проклятыми анархистами… Я бы танками заставил их вернуться в деревню и под пулеметами держал их на позициях!
— Согласен с тобой, Хезус. Мне и в голову не приходило, что можно бросить позицию, не оставив даже заслона. Если бы Руис согласился сегодня послать взвод к мосту…
— Попробую еще раз его уговорить.
Педрогесо поднялся с травы, поправил портупею, стягивавшую его кожаную куртку.
— Должен же он понять!
— Не знаю, — задумчиво проговорил Педро.
— Он почти не умеет читать.
— Как он стал командиром?
— Его выбрали. Он провел две удачные операции. В боях показал себя героем. И его выбрали в командиры, как выбирают в алькальды деревни. Я пошел к нему.
— Может быть, и мне пойти? — спросил Педро.
— Не стоит. Он еще подумает, что ты пришел учить или посягать на его власть командира.
— Ладно, иди, — нахмурился Педро.
Не поднимаясь с травы, он долго смотрел вслед Педрогесо. Кожаная куртка была Хезусу коротковата, и поэтому ноги казались чрезвычайно длинными.
Может быть, от злости у Педро разболелась голова. Посидев немного, он поднялся и пошел к костру, на котором готовили завтрак. Вокруг костра сидели танкисты, пили кофе из жестяных кружек и ели хлеб с пахучим козьим сыром.
Педро взял освободившуюся кружку. Кофе отдавал жестью или во рту был какой-то неприятный привкус — он не разобрал.
Рядом сидели трое братьев. Педро сказал старшему, который был командиром танка:
— Надо съездить на разведку в деревню.
— Командир приказал нам? — спросил Пабло.
— Да.
— Сейчас подам команду взводу приготовиться.
Они вчетвером прошли к взводу.
Спустившись в башню, Педро увидел, что внутри, на месте, где должен находиться боекомплект, не было и половины снарядов. Там разместились завернутые в одеяла гитары. А когда глаза привыкли к сумраку, он разглядел на стенках машины приклеенные открытки и вырезанные из журналов картинки — чуть-чуть одетые и просто голые женщины.
Стиснув зубы, Педро проговорил: — Вернемся из разведки, чтоб стенки были чистые! Чтоб боекомплект был полон!
— Камрадо русо, — спокойно ответил Пабло, — наш командир это видел и ничего не приказал.
— Хорошо, — сказал Педро и стал слушать, как Пабло объяснял задачу командирам машин.
Потом Фернандо, сидевший на месте водителя, мягко тронул машину. Мотор заурчал бархатисто. Быстро набрав скорость, танк выскочил из-за холма.
Педро наполовину высунулся из люка. Фернандо отлично вел машину, это было приятно, злость прошла.
Солнце, поднявшееся над Каталонскими горами, стояло за его плечами. Оно неярко освещало широкий луг впереди, по которому ломаной линией вились окопы батальона Руиса, дальше было гудронированное шоссе, темное, еще влажное от росы, а за ним — окопы фашистов.
Па левом фланге открыто, нагло, совсем не маскируясь, скапливалась пехота франкистов. Поодаль за ней виднелась марокканская конница.
Педро вцепился пальцами в борта башни.
«Воскресенье! — опять подумал он. — Эти фашисты не такие плохие политики, если твердо знают, что командир пехотного батальона, социалист, как он себя называет, не станет затыкать дырку, которую сделали анархисты, в воскресенье. Черт бы побрал эти партийные разногласия, которые губят общее дело!»
— К кладбищу! — крикнул Педро в башню.
Танк повернул. Педро по-прежнему стоял, высунувшись наполовину из башни. Он видел, что дальше, за деревней, нет никаких окопов, там просто не существовало никакого фронта, как не было единого фронта на всем протяжении линии обороны. Не было. Бои шли вдоль дорог, у крупных населенных пунктов, на перекрестках шоссейных и железнодорожных коммуникаций.
У республики не хватало оружия. Еще в Барселоне Педро убедился, какое это страшное дело. Редкие транспорты, прорываясь сквозь пиратскую блокаду фашистов, доставляли танки и самолеты из Советского Союза. Жалкие лодчонки приходили в порт с ящиками винтовок, купленными по сумасшедшим спекулятивным ценам во Франции; суденышки под немыслимыми национальными флагами доставляли оружие, купленное через пятые и шестые руки в Италии и даже в Германии.
Это было каплей по сравнению с тем, что поступало в порты, контролируемые и занятые фашистами.
Проскочив брод, машина вышла на поле вчерашнего боя и, следуя вдоль излучины реки, пошла к деревне.
Наконец взошло солнце. Долгие тени пролегли от взгорков и выступов, а земля казалась красной. Но с каждой минутой освещение менялось, становилось ярче.
Жара еще не наступила, и свежий ветер, дух остывшей за ночь земли, веял в лицо советнику.
Слева на дальних виноградниках и оливковых рощах он увидел крестьян. Они работали. Будто не было никакой войны.
Из деревни выехала тележка, запряженная осликом.
Педро радовался: франкисты не захватили деревню…
Танк находился уже метрах в пятистах от кладбища, когда из-за изгороди ударил пулемет.
Пули пропели над головой.
Педро юркнул в башню.
— Ясно, — пробормотал он.
Вслед за пулеметной очередью с кладбища ударила противотанковая пушка. Снаряд взорвался далеко в стороне.
Уничтожение противотанковой батареи не входило в расчеты разведки, и Педро подал следовавшим за ним машинам сигнал отходить. Кладбище находилось в зоне обстрела танков, поставленных в эскарпы у дороги. Достаточно было и того, что противник обнаружил себя.
Машины вернулись в расположение танкового батальона.
Педро спрыгнул на землю и увидел Хезуса Педрогесо. Он стоял, широко расставив ноги, и смотрел в ту сторону, откуда только что пришли танки. Он словно не замечал подъехавших машин и направлявшегося к нему Педро. Смуглое лицо Хезуса было землистого цвета.
Посмотрев в сторону деревни, Педро увидел, как эскадрон марокканской конницы въезжает в улицу. Кони шли рысью. Издали казалось, что кавалеристы пританцовывают в седлах.
— Фашисты в деревне, — сообщил советник. — Руис не упрямец, а предатель.
— Я ему сказал это.
Только теперь Педро заметил, что поодаль стоит легковая машина. Сквозь боковое стекло было видно лицо Руиса.
Хезус почти выкрикнул:
— Что нужно сделать, чтобы выкинуть эту сволочь из деревни?
— Оставаться спокойным. И подумать.
— Это испанская деревня, понимаешь, русо?
— Понимаю, но…
