Так они стояли довольно долго. А может, и нет. Оба совершенно потеряли счет времени. Руки сплетались с руками, щека прижималась к щеке... Наконец Венсан заговорил:
– Я искал тебя, потому что Фил и Конни собрались уезжать. Надо бы проводить их, как думаешь?
– Конечно, – тут же ответила Лиза. – Обязательно.
Он благодарно сжал ее руку. Вместе они вышли в маленький квадратный холл, откуда можно было попасть в узкий коридорчик и дальше в зал, и неожиданно столкнулись с темноволосым Анри Леграном. Без сомнения, он искал встречи с Венсаном, а не просто направлялся в туалет. За спиной у него маячил рассерженный Морис, который поначалу собирался предотвратить нежелательную встречу, а когда ему это не удалось, решил по крайней мере проследить за мирным исходом переговоров.
Опальный фаворит начал с того, что поднес к губам руку оторопевшей Лизы.
– Извините, мадам. Ради бога, извините. – Он говорил горячо и быстро, умоляюще глядя ей в глаза. – Знаю, я выгляжу как идиот, но мне необходимо поговорить с вашим мужем. Он избегает встреч со мной. Он ведет себя так, как будто меня нет. Если я не поговорю с ним здесь и сейчас, возможно, мне не удастся сделать это еще очень долго.
В первое мгновение его горячность показалась Лизе глупой и неуместной, не говоря уж о том, что для этой судьбоносной встречи можно было выбрать и более подходящее место, чем холл между туалетами. Но, приглядевшись повнимательнее, она поняла, что говорить так может только человек, достигший последней глубины отчаяния.
Постаравшись придать своему голосу максимум теплоты, она ободряюще улыбнулась:
– Конечно, Анри. Все в порядке.
Она уже собиралась вместе с Морисом покинуть холл, оставив бывших друзей без помех выяснять отношения, и даже потянула его за рукав, но он отрицательно покачал головой:
– Прости, Лиз. Меня это тоже касается.
И она не посмела настаивать, подумав, что он, возможно, прав. Он знал, из-за чего произошел разрыв. Он видел все собственными глазами.
Анри повернулся к Венсану. Уперся левой рукой в стену рядом с его головой. Они стояли так близко друг к другу, что распахнутый борт пиджака Анри касался рубашки Венсана.
– Венсан, ты меня помнишь?
Смотреть в глаза они умели оба. О-о, еще как! Любой из этих взглядов мог прожечь дыру в черепе.
– Я помню тебя, Анри.
– Что я должен сделать, чтобы ты меня простил?
– Я простил тебя давным-давно, брат.
– Нет. – Анри покачал головой. Лицо его исказилось от нестерпимой внутренней боли. – Так не прощают. Ты не отвечаешь, когда я звоню. Обо всех мало-мальски значимых событиях твоей жизни я узнаю от чужих людей. Если это ты называешь прощением, то, черт подери, не хотел бы я стать объектом твоей ненависти.
– А ты думал, все будет по-прежнему?
– Я спрашиваю, что мне делать, – простонал Анри. – Пойти и удавиться?
– Дело твое.
– А тебе что, наплевать?
Венсан еле заметно пожал плечами:
– Разве я сторож брату моему?
Слушая их и понимая все до последнего слова (вот чудо!), Лиза с грустью думала: как же должен страдать этот блестящий с виду молодой человек, если присутствие Мориса и незнакомой женщины не мешает ему с таким отчаянием взывать к тому, перед кем он считает себя виноватым.
– Ладно. Ладно. Говоришь, ты меня простил? Тогда... – Прикусив губу, Анри протянул ему руку. – Так простил или нет?
Какое-то время Венсан стоял не шевелясь. Потом тяжело вздохнул, отодвинул его с дороги, обеими руками на минуту сжав его плечи, и, уже направляясь к Лизе, пробормотал на ходу:
–
Анри ничего не ответил. Бросив на него прощальный взгляд через плечо, Лиза подумала, что именно в таком состоянии, в каком оставляет его Венсан, люди и совершают самоубийство.
...
Что же произошло?
Радуясь тому, что Венсан крепко спит, она прислушивается к утренним трелям канареек и прочих мелких птах на соседском балконе и перебирает в уме все события вчерашнего дня. Такого прекрасного праздника в ее жизни не было ни разу. Да, эти досадные стычки между Филиппом и Венсаном (любящим и любимым), между Венсаном и Анри (преданным и предавшим) и прочие, имевшие место посреди всеобщего ликования, заставили Лизу призадуматься о потрясающей способности сынов человеческих запутывать самые простые вещи, тем самым превращая свою жизнь в кошмар, но общее впечатление было таким ярким, что она до сих пор чувствовала эмоциональный подъем. Со вчерашнего дня ее окружал какой- то энергетический кокон, теплый и золотистый. Любовь мужчины, быть может? Мужчины, мирно спящего рядом.
Лиза чувствует непреодолимое желание прикоснуться к нему, но не делает этого из боязни разбудить. Он спит тихо, как кошка. Под сомкнутыми веками залегли темные тени – слишком много переживаний, слишком много сигарет. Одна загорелая рука закинута за голову, другая лежит поверх одеяла, сверкая обручальным кольцом. Воспоминания о том, как эти руки обнимали и уверенно поддерживали ее в танце, наполняли сердце Лизы сладкой истомой. Проводив родителей, они вернулись в зал, выпили еще вина и целиком отдались музыке, своим странным звучанием (эти музыканты оказались действительно талант– ливыми импровизаторами) погружавшей их в мир полубожественных-полуинфернальных грез. Выяснилось, что она еще не совсем разучилась танцевать. Тело припомнило все движения, какие она отрабатывала еще в годы далекой юности, а тем, что не припомнились, ее обучил Венсан.
Они так увлеклись, что не заметили, как уехал Анри Легран. Провожал его только Морис – не из симпатии, а из чувства долга. Так случилось, что Кевин в это время курил на улице, поэтому ему удалось подсмотреть и подслушать практически все. Хотя это «все» длилось не больше пяти минут.
– Он меня за человека не считает, – произнес Анри, нервно закуривая сигарету.
– Дай ему время.
– Можно подумать, я этого не сделал. Сколько, по-твоему, требуется времени, чтобы забыть о том, о чем я прошу его забыть?
– Забыть? – Морис посмотрел в сторону. – Забыть, я думаю, ему не удастся никогда. Так что проси о чем-нибудь другом. – И добавил после паузы: – Ты сам-то забыл?
Анри молчал, раз за разом лихорадочно затягиваясь сигаретой.
– Знаешь что? – Запустив руку в карман, Морис вытащил мини-диск в коробочке и протянул удивленному Анри. – В следующий раз,
Кевин стоял, прижавшись всем телом к фонарному столбу (к счастью, лампочка перегорела) и почти не дыша. С большим трудом он дождался, пока действующие лица пьесы разойдутся, после чего помчался сломя голову к жене и все ей рассказал. А та, в свою очередь, рассказала Лизе.
– Значит, тогда-то все и случилось. В один из этих пяти или шести часов, запечатленных на записи. – Лиза украдкой бросила взгляд на Венсана, обсуждающего с Гуго достоинства его нового авто. – Ох... кажется, я уже не очень хочу об этом знать.
– А ты и не узнаешь, Лиз, – ответила Франсуаза печально. – Я сама ничего не знаю. Так, в общих чертах... Дня через три после этих событий он появился дома. Принял душ, посмотрел телевизор и пошел спать. Я сидела в кухне и читала журнал, интервью с какой-то голливудской звездой, знаешь, все эти идиотские вопросы: как вы представляете себе идеал мужчины? Что такое счастье? Дверь в его комнату была приоткрыта, и я крикнула: «Венсан, что такое счастье?» И знаешь, что он ответил? «Счастье – это когда ты лежишь на диване и у тебя ничего не болит». Я бросила журнал и пошла посмотреть, что там с
