— Стараюсь, — только и сказал Буробин.
Спустя день в пять часов вечера Буробин зашел за Душечкиным. По пути на вокзал заглянули в часовню. В ней никого не было. Душечкин подошел почти вплотную к иконе и начал усердно молиться. Молился он минут десять. Наконец достал бумажник, вытащил из него сторублевую бумажку, аккуратно сложил ее и со словами: «Не забудь мою просьбу, святая мать», — опустил в ящик для приношений.
Когда вышли из часовни, до прихода поезда оставалось еще с час. Дошли до Тверской, поймали пролетку. Около Садового кольца дорогу им преградила похоронная процессия. Стояли минут пять.
— Хорошая примета, — улыбнулся Душечкин, когда пролетка вновь тронулась, — быть сегодня удаче.
На вокзал приехали ровно в семь часов. Поезда еще не было. У входа на вокзал стояла милиция. Прошли на перрон. Встали у забора, поодаль от ожидающих. Душечкин молчал. Он несколько раз доставал из жилета часы. Буробин чувствовал, что он нервничает.
Поезд появился спустя час. Отдуваясь, он медленно подошел к перрону и, обдав встречающих едким густым паром, остановился. Из деревянных грязно-зеленых ободранных вагонов, толкаясь, полезли пассажиры. На перроне стало как на рынке в воскресный день. Милиция останавливала тех, кто был с мешками, проверяла документы.
Боясь просмотреть Еремина, Буробин встал около локомотива. Душечкин был рядом. Он рассеянно смотрел куда-то в конец состава.
И вот за толпой мешочников, замешкавшихся при виде милиции, показался Еремин. В руках он нес толстый старенький портфель.
— Да вот он, — тронув Душечкина за руку, радостно проговорил Буробин, — вон он... приехал, не подвел.
Подошли, поздоровались.
— Привез, Николай Николаевич, как уговорились, два с половиной миллиона, копеечка в копеечку. — И он протянул портфель Буробину. Буробин, будто взвесив его в руке, тут же отдал Душечкину.
У коммерсанта сделались масляными округлившиеся глаза. Он ласково и нежно погладил портфель, прижал к груди.
«Как играет!» — подумал Буробин.
Коммерсант улыбнулся:
— Ну, что теперь будем делать, ребятки? Может, ко мне пойдем, у меня там немножко коньячку осталось. — Он весело подмигнул.
Еремин, что-то прикидывая, достал кисет с махоркой, оторвал кусок газеты, свернул цигарку, затянулся.
— Москва, оно, конечно, можно бы к вам завернуть, — заговорил он, — но вот беда: завтра я должен раздавать получку своим. — Он помедлил. — А через час обратный поезд. Выходит, не могу я ваше предложение поддержать.
Душечкин обиженно посмотрел сначала на Буробина, потом на Еремина.
— Как же это, Николай Николаевич, ребятки, а?
Еремин развел руками.
— Оно, конечно, можно было бы, коньяк, слыхал, хорошая штука. Но меня, если я не приеду завтра в Смоленск, начальник... — Он жестом показал, как набрасывают на шею веревку и затягивают. — Он ведь у нас...
Буробин попытался поддержать Душечкина, но Еремин его остановил.
— Нет, не упрашивай, Николай Николаевич, не буду грех на душу брать. — Он достал из-за пазухи листок бумаги, карандаш, протянул Буробину.
— Что это?
— Ведомость. Для порядку распишись, что получил деньги, цифру поставь прописью, да я поеду...
Буробин с сомнением взглянул на карандаш.
— Он чернильный, — успокоил его Еремин. И, уже обращаясь к Душечкину, добавил: — Вы уж не обессудьте, что не могу с вами это... как его... — Он щелкнул языком. — Вот в следующий раз, если случай представится, не упущу... Страсть как охота причаститься, как его, коньяком. — Еремин раскатисто, громко засмеялся и, приветливо махнув рукой, направился к вокзалу.
Буробин и Душечкин подождали, пока он скроется, пошли к Тверской улице.
— Да, Николай Николаевич, совсем забыл, — заговорил вдруг коммерсант. — Новгородов нас завтра приглашает к себе, у него там какое-то семейное торжество. Так ты уж не откажи.
— Я не против, — сказал Буробин. Однако наотрез отказался заходить за Душечкиным, сославшись на то, что еще не разделался у дяди с ремонтом.
Условились встретиться в семь часов вечера на Котельнической набережной возле зеленной лавки.
На встречу с коммерсантом Буробин отправился, терзаемый мыслями. Действительно, зачем он понадобился Новгородову? Может, главный инженер хочет объясниться по поводу заказа?
На завод «Бари» Наркомат по военным делам направил заказ, на выполнение которого нужна была сталь особой прочности. Для контроля за исполнением заказа наркомат даже прислал своего человека. Новгородов тут же распорядился топоры и пилы делать из обычной стали.
Душечкина в обусловленном месте не оказалось. Буробин прошелся взад-вперед. Огляделся. Не видно. Между тем часы медленно стали отсчитывать восьмой час — пять минут, десять, пятнадцать. Это было непохоже на всегдашнюю пунктуальность коммерсанта. «Уж не случилось ли чего с ним?» Невольно вспомнились два с половиной миллиона, слова Резцова о том, что деньги эти народные и за их сохранность придется отвечать...
Где-то рядом с Буробиным тихо пискнула дверь. Из парадного соседнего дома показался Душечкин. Он торопливо подошел к чекисту и, молча взяв его под руку, чуть ли не потащил за собой.
— Что это вы? — удивился Буробин. А про себя подумал: «Не иначе, как наблюдал за мной».
— Так надо, — шепнул Душечкин.
Они вошли в какой-то темный двор. Под ногами зачавкала грязь. Душечкин продолжал тянуть Буробина.
— Николай, ты за собой не заметил слежки?
— Нет, а что?
Душечкин не ответил.
Вышли на улицу, пересекли ее и опять исчезли во дворе.
— Объясните мне, что хоть происходит, куда вы меня тащите-то?
Душечкин недовольно шмыгнул носом и опять промолчал.
Буробин слышал его тяжелое дыхание, чувствовалось, что быстрая ходьба ему уже не по годам.
— Иди за мной, но только так, чтобы никто не подумал, что мы вместе, — наконец сказал Душечкин и отпустил руку Буробина.
Перед ними был Брехов переулок. На противоположной стороне у приземистого, крепкого как богатырь особняка прохаживался мужчина, одетый в ватник, шапку-ушанку, сапоги.
Душечкин пересек переулок, юркнул в парадное. Буробин последовал за ним, мельком глянув на мужчину. Это был один из его преследователей.
Дверь им открыл сам Новгородов.
— Как? — спросил он.
— Все в порядке, — ответил Душечкин.
Особняк оказался значительно просторней, чем казался со стороны. В нем было пять или шесть комнат, большая прихожая и зал.
Буробина ослепил празднично украшенный стол. И чего на нем только не было! В центре стола стояло блюдо с красиво украшенным зажаренным гусем...
