рассказывал, в специальном фельетоне в 'Правде'. А когда я эту его просьбу исполнил и такой фельетон был напечатан, то он был очень доволен, когда тов. Троцкий также обратил внимание на фельетон и обменялся с ним мыслями по этому поводу. Владимир Ильич немедленно уведомил меня об этом, видя в этом обстоятельстве доказательство правильной наметки темы, потому что иначе она не могла бы возбуждать к себе интереса. А между тем в этом фельетоне развитие торфодобывания и устранение каторжных условий работы на торфу ставились в прямую зависимость от электрификации торфяных болот и от постройки районных электрических станций на торфу.
Но, раз наметив что-либо, Владимир Ильич никогда не останавливался на полдороге. Он немедленно стал тормошить меня, настаивая, чтобы по крайней мере в небольшой брошюрке вопросы электрификации были освещены цельно, хотя бы и элементарно. Я составил проспект такой брошюры, внимательно просмотренный Владимиром Ильичем, а когда 'Основные задачи электрификации России' мною были написаны в размере брошюрки в 50 страниц, то он немедленно, кажется, в тот же день, когда рукопись была послана ему, сообщил свое одобрение и даже предложил написать свое предисловие. Это предложение я отклонил, не желая связывать имя Владимира Ильича с этой небольшой, спешно набросанной брошюркой. Таким образом, эта первоначальная популяризация идей электрификации всецело обязана настойчивости и указаниям Владимира Ильича. Без него при трудных обстоятельствах 1920 г. я никогда не решился бы выступить с такими ответственными предложениями.
Точно так же лишь поддержка, неусыпная внимательность, непрерывный дружеский совет и подбадривание Владимира Ильича обеспечивали работы Государственной комиссии по электрификации, которой удалось в 9-месячный срок и с общим расходом самых ничтожных средств (при работе около 200 ученых мы в общей сложности потратили не более 30 000 руб.) составить для VIII съезда Советов известный доклад об электрификации РСФСР.
Товарищи, вероятно, помнят, как сочувственно отнесся к этой работе во время своего доклада Владимир Ильич и как потрясал он перед аудиторией этим толстым томом работы, справедливо подчеркивая, что при всем несовершенстве исполнения она все же является знаменательным моментом в нашей экономике.
Доклад по электрификации представлял попытку составления перспективного хозяйственного плана страны. Ценность этой работы заключалась не только в том, что в ней вопросы электрификации выдвигались на первый план как неизбежный технический опорный момент всего строительства. Здесь же дан был вполне конкретный материал, характеризовавший экономику основных наших районов и намечавший те цели, которые в данной конкретной обстановке надо преследовать. Владимир Ильич прекрасно понимал, что этот конкретный материал разработан нами, как это отмечалось в тексте доклада, лишь 'в первом приближении'. Он подчеркнул в своей речи на съезде Советов, что придется немедленно сесть за дальнейшую работу уточнения, усовершенствования этого плана. Поэтому уже в начале 1921 года он настаивал, чтобы группа работников, потрудившихся над планом электрификации, немедленно перешла ко второму этапу своей работы. Таким образом зародилась идея Госплана, и Владимир Ильич не только обсуждал первоначальный набросок проекта организации Госплана, но и кандидатуру каждого из лиц, выдвигаемых мною в члены Госплана. К работам Госплана, обнимавшим самые разнообразные хозяйственные вопросы, к докладам членов Госплана в СТО Владимир Ильич относился с большим вниманием и всячески старался подбодрить нас, работников Госплана, помочь нам в преодолении тех громадных трудностей, которые стояли и стоят перед нашей плановой работой как вследствие новизны этого дела, так и по обстоятельствам нашей экономической отсталости и послевоенной разрухи. Зачастую он вызывал меня на длительные собеседования по тем или иным очередным темам, и каждый раз, уходя после такой беседы, я чувствовал небывалый прилив бодрости и сил. Он никогда не скрывал и не затушевывал своего отрицательного отношения к тому или иному лицу, к тому или иному поступку. Но, несмотря на всю резкую определенность замечаний Владимира Ильича в этом направлении, он умел делать это так, что всегда чувствовалось отсутствие всякой 'личности' в таком нападении Владимира Ильича и всегда отчетливо подчеркивалась связь этого нападения с интересами дела, которое он защищал. Неоднократно Владимир Ильич предлагал мне свою личную помощь путем посещения Госплана и присутствия на его заседаниях, но я никогда не решался соглашаться на это, считая, что это было бы недопустимой эксплуатацией его личности и его драгоценного времени. По некоторым записочкам, оставшимся у меня, я когда-нибудь смогу с большей подробностью дать отчет о конкретных указаниях Владимира Ильича по вопросам плановой работы, а в настоящее время, в эти тяжелые минуты, могу сказать лишь весьма немногое.
Уже при первом подведении итогов работ Госплана, которое я пробовал сделать в статьях под названием 'Хозяйственные проблемы РСФСР', несмотря на крайнюю заваленность работой в тот период (1921 г.), Владимир Ильич потребовал от меня представления рукописи и проштудировал ее с такой точностью, что я очень сожалею об отсутствии у меня этой рукописи с его ремарками. Я помню, что некоторые заметки и подчеркивания были в высокой степени характерны для методов мышления и работы Владимира Ильича.
В этой же книжке с полной определенностью был поставлен и вопрос об экономическом районировании, и, как видно из предыдущего, с полного согласия и ведома Владимира Ильича. Я вспоминаю свои неоднократные беседы с Владимиром Ильичем по вопросам экономического районирования и не помню никаких его возражений по существу этой темы. Он считал только, что проведение экономического районирования непременно должно быть связано с большой предварительной пропагандой этой идеи и должно быть построено так, чтобы воля к нему шла в значительной степени с самих мест. А как ценил Владимир Ильич эту связь с местными работниками, эту информацию мест, превосходно видно из его отношения к отчетам экосо и из его попыток наладить аппарат согласованной работы наших центральных учреждений с работой мест. Отчеты экосо, отчеты местных плановых органов и должны были служить необходимым контролирующим материалом для работы таких органов, каким являлся наш СТО.
Ко всем этим вопросам, затрагиваемым здесь мною, конечно, необходимо будет вернуться еще и еще раз. Цель этих строк — только засвидетельствовать, что трудно себе представить, в каком этапе наших работ как в области электрификации, так и в области районирования и планового хозяйства находились бы мы без мощного содействия и без бодрящих и освещающих указаний Владимира Ильича. Несомненно, что без него все это носило бы другой, гораздо более зачаточный характер. Несомненно также, что в немногих его направляющих указаниях тем не менее были даны решающие директивы в этих областях работ на долгие и долгие годы.[142]
И. М. Губкин
ИЗ БРОШЮРЫ 'ДОВЕРИЕ НАРОДА — ВЫСШАЯ НАГРАДА'
Известие о Великой Октябрьской социалистической революции застигло меня в Соединенных Штатах Северной1 Америки, куда я летом 1917 года был делегирован Временным правительством для изучения нефтяных месторождений.
В г. Биллингсе я прочитал в газетах телеграммы об Октябрьском вооруженном восстании. Газеты вышли с аршинными заголовками: 'Большевики у власти! Временное правительство низложено!' Американцы терялись в догадках, что же произошло в Петрограде. Газеты только сбивали читателя с толку, называя большевиков не иначе как 'экстремистами'.
Вскоре я попал в Оклахома-сити, где происходил съезд геологов всех штатов Северной Америки. Узнав о присутствии на съезде русского, американцы пришли ко мне и сказали:
— Расскажите, что происходит у вас в России?
Меня самого волновали вести, приходившие из-за океана. Так как газеты недоговаривали и врали, приходилось самому дорисовывать картину событий на далекой родине. Февральская революция, говорил я себе, свергла царизм. Но что изменилось? К власти поперли Колупаевы и Разуваевы, Гучковы и Рябушинские. Большевики свергли и изгоняют теперь буржуазию.
Надо было решать: с кем быть? Мысли — неясные и туманные — налетали одна на другую. Просьба американцев застигла меня врасплох. Но я согласился выступить. Речь я начал на плохом английском языке и закончил на русском. Во время речи ответы на мучившие меня вопросы пришли сами собой, и все стало на
