крайние меры, бросать резерв, созданный специально для защиты Тулы. По телефону тут же тов. Склянский сообщает о принятом решении Владимиру Ильичу. Этот резерв был назван 'пиковой дамой' — последний козырь, долженствующий дать нам выигрыш. Дорого стоила и главнокомандованию, и тов. Склянскому эта 'пиковая дама'. Чувство ответственности принимаемого решения буквально жгло мозг.
Нагромождение всяких неблагоприятных событий создавало тревожную обстановку. Более сложной обстановки я за весь период гражданской войны не помню. Непоколебимое спокойствие Владимира Ильича в это время являлось самой мощной поддержкой главнокомандования.
После ликвидации Юденича и успешного наступления нашей армии на Южном фронте, когда штаб Южного фронта перешел уже из Паточной в Харьков, однажды декабрьской ночью, около 2 часов, совершенно для меня неожиданно в мой кабинет вошел Владимир Ильич в сопровождении тов. Склянского.
Владимир Ильич оглядел обстановку, зашел в особую комнату, где на столе были разложены карты фронтов с суточными отметками местонахождений наших частей, задал несколько вопросов, касающихся обстановки на фронтах, и несколько вопросов общего порядка.
Затем Владимир Ильич переговорил по прямому проводу с Харьковом. Телефонный аппарат находился тут же в кабинете. Тов. Склянский и я на время разговора вышли из кабинета. После этого, задав еще несколько вопросов общего порядка, Владимир Ильич уехал в Кремль.
После отъезда Владимира Ильича мне немедленно позвонил Э. М. Склянский и спросил: 'Ну, вы довольны, что Владимир Ильич зашел к вам?' Понятие 'доволен' меньше всего подходило к определению того, что я чувствовал после ухода Владимира Ильича. Ведь Владимир Ильич, поскольку мне известно, был первый и последний раз в здании РВС и побывал в моем рабочем кабинете! Мои переживания в этот момент, думаю, понятны для тех, кто представит себя в моем положении.
Оперативный план белопольской кампании рождался не в пример всем остальным планам гражданской войны в больших потугах. Этому плану предшествовали проработки вариантов южного и северного направлений. Варианты докладывались Владимиру Ильичу. Докладывал начальник штаба П. П. Лебедев в присутствии тов. Склянского и моем в кабинете Владимира Ильича. Владимир Ильич интересовался подробностями. Особо подробно было доложено состояние железных дорог. Тут же докладывался вариант переброски I Конной армии тов. Буденного походным порядком с Северного Кавказа на правобережье Днепра и попутная задача, возлагаемая на армию по ликвидации банд Махно. Окончательное решение на этом докладе принято не было. Оно было принято позднее.
6 мая[11] 1920 года Московский гарнизон провожал на белопольс- кий фронт маршевые молодые рабоче-крестьянские батальоны. Московский гарнизон и батальоны, отправляемые на фронт, были построены на Театральной (ныне Свердлова) площади. Правый фланг примыкал непосредственно к зданию театра. Небольшая трибуна была построена в сквере, расположенном перед театром. С этой трибуны с речью выступил Владимир Ильич. Теперь, когда мы вынуждены воевать, говорил Владимир Ильич, вы должны помнить, что вы идете на фронт как братья польских рабочих и крестьян, что вы идете не как угнетатели, а освободители. С польскими рабочими и крестьянами у нас нет ссоры…
Речь Владимира Ильича была короткой, может быть даже очень короткой, и в то же время она была исключительно сильной — сильной своей простотой. Она отвечала тому, что у каждого в тот момент было на уме. Она была произнесена нашим Лениным, таким близким, таким дорогим и понятным каждому красноармейцу, каждому присутствующему на площади. Неизгладимо запомнился мне этот митинг, да, вероятно, и всем, кто тогда там был. Крепко запечатлелась у меня вся картина и настроение этого митинга. Чтобы понять тот восторг и энтузиазм, с которым был встречен Владимир Ильич бойцами и провожающими их рабочими, надо было быть на площади.
В ходе операции против белополяков мне было приказано каждые сутки докладывать Владимиру Ильичу карту с нанесенным расположением результатов суточных передвижений частей Красной Армии на Западном фронте.[12]
Одновременно с белопольским ликвидировался и врангелевский фронт. Этот фронт был последним белогвардейским участком. За период борьбы против поляков Врангель добился больших успехов. Он вылез из Крыма, широко распространился по Таврии и занял угрожающее положение по отношению к правобережью Украины, а следовательно, и к частям Красной Армии, занятым борьбой с белополяками. Наши неудачи на врангелевском фронте привели в середине сентября 1920 года к решению выделить этот участок в самостоятельный фронт. До этого выделения врангелевский фронт подчинялся командующему Южным фронтом, действовавшим против белополяков. Южный фронт против белополяков был переименован в Юго-Западный. Фронт же против Врангеля был наименован Южным. Командующим этим новым Южным фронтом был назначен М. В. Фрунзе, который вплотную и занялся ликвидацией врангелевской белогвардейской армии.
Владимир Ильич уделял много внимания ликвидации этого участка, тем более что эта ликвидация происходила несколько необычно. Так, например, было включение частей Махно в общее командование Красной Армией, было вмешательство Лондона в виде предложения своего посредничества по переговорам с Врангелем, были и случаи совместных действий с нами зеленых организаций против Врангеля. Ясно, что во всех таких случаях вопрос решался с ведома или непосредственно Владимиром Ильичей. Надо оговорить, что М. В. Фрунзе в период ликвидации Врангеля имел не однажды непосредственные указания и директивы от Владимира Ильича по ряду вопросов, связанных с ликвидацией. Надо не забывать, что принимался целый ряд мер, чтобы не дать Врангелю с остатками своих частей удрать на военных и других кораблях бывшего Черноморского флота.
С ликвидацией Врангеля, собственно, закончилась ликвидация всех белогвардейских фронтов.
Однако боевая деятельность Красной Армии еще не закончилась. Со стороны белополяков продолжался пропуск банд Булак-Балаховича в наши западные приграничные районы. Затем финляндские фашисты произвели диверсию в Северной Карелии, и, наконец, в Средней Азии процветало басмачество, поддерживаемое из-за рубежа. Особо серьезная вспышка басмачества была связана с выступлением Энвер-паши. Из перечисленных операций наиболее крупными надо признать карельскую и энверовскую авантюры. Прямых докладов по этим авантюрам Владимиру Ильичу у меня не было.
Однако мои телеграфные сообщения с места действия (в ликвидации и карельской и энверовской авантюр я принимал непосредственное участие) докладывались Владимиру Ильичу. Знаю это потому, что по ряду моих предложений Владимиром Ильичем давались указания.
Весной 1921 года Красная Армия приступила к демобилизации. Штаб РВСР разработал достаточно детальный план проведения демобилизации, причем сроки демобилизации были довольно велики. Владимир Ильич не согласился с этими сроками и опять подошел к этому вопросу с революционной смелостью. Он дал минимальные сроки роспуска мобилизованных красноармейцев и оказался опять прав. Демобилизация была произведена примерно в указанные Владимиром Ильичем сроки. Правда, необходимо оговорить, что нажим на РВСР, понуждая нас укладываться в данные для демобилизации сроки, Владимир Ильич делал не раз. Именно в этот период демобилизации и произошел тот случай представления сведений о различной численности Красной Армии центральными управлениями Наркомвоенмора, о чем я говорил выше.
Красная Армия вступила в период передышки. Началась кропотливая работа по размещению красных частей в казармах, приведение их в порядок и переход к боевой учебе.
Владимир Ильич заболел, но я не знал, что он болен безнадежно. Тем сильнее и тяжелее я пережил удар, когда в 7 часов вечера 21 января 1924 года Э. М. Склянский попросил меня срочно зайти к нему в кабинет и сообщил, что Владимира Ильича больше нет. Тов. Склянский также сказал, что мне разрешено сегодня же ехать в Горки и что я включен в число товарищей, которые будут сопровождать тело Владимира Ильича из Горок в Москву. Поезд отходил в Горки ночью. Необычайная тишина и сосредоточенность царила в вагоне, разговоры велись вполголоса, как будто имелась опасность нарушить чей-то покой. Без шума мы разместились по крестьянским саням, высланным крестьянами из окрестных деревень для встречи приехавших, и в полной тьме добрались до усадьбы, где жил последние дни Владимир Ильич. В доме было уже много товарищей, прибывших первым поездом. Осмотревшись, я присоединился к группе товарищей, разместившихся в зале. Вся ночь была наполнена воспоминаниями о последних днях Владимира Ильича.
