свою работу в защиту мира, национальной независимости, за всеобщее разоружение.
Много новых людей вступило в движение. Очень выросли организации Африки.
Обо всем этом когда-нибудь будет создана большая книга, и в этой книге красноречивым языком будут написаны страницы о тех выдающихся деятелях, которые, не щадя усилий, неутомимо, без отдыха, боролись за мир для всего мира, и в числе этих глубоко любивших человечество и все, что оно создало великого, прекрасного, чудесного, будет и имя одного из основателей движения сторонников мира — Ильи Григорьевича Эренбурга.
Леонид Мартынов
Поэзия Ильи Эренбурга
Мое знакомство с Эренбургом началось полвека назад. Это было не личное и не прямое, но и отнюдь не косвенное знакомство, когда на двенадцатом году жизни я не без некоторого напряжения прочел эти навсегда запомнившиеся мне строки:
Разумеется, я далеко не все понял. Но эти печальные, необычные, без знаков препинания стихи вполне соответствовали окружающей обстановке. Шла война. Взрослые были хмуры, толковали о лишениях, поражениях, предательствах… И вот, взволнованный, пропуская вовсе не понятные мне строки о каких-то рабах и муренах, я читал дальше и дальше. Я уяснил одно: тот, кто был не в силах сдержать своих слез, вдруг вроде как успокоился, утешился при виде — кого бы вы думали! — при виде запорожских казаков, пишущих ответ турецкому султану:
О, я великолепно понял, в чем тут дело. Я видел репродукцию этой картины: запорожцы, хохоча, пишут ответ турецкому султану. И мне тоже стало весело. Я хохотал тоже. Пусть кошки мяучат тоскливо, пусть много погибло прекрасных грез, но ничего не пропало! Вот что я чувствовал, читая эти строки.
И лишь через несколько лет я осознал, что это были стихи Гийома Аполлинера в переводе Ильи Эренбурга, того Эренбурга, который стал мне известен как автор замечательного романа о Хулио Хуренито. И я навсегда благодарен Илье Григорьевичу за то, что он мне, ребенку, второкласснику, подарил когда-то огромную радость даже еще не своими произведениями, а юношеским переводом с французского. Он показал мне такого замечательного Аполлинера, выходящего из состояния безнадежности, любуясь не чем иным, как картиной нашего старого доброго Репина.
Много еще неожиданного и удивительного дал мне Эренбург за последующие годы — будь это фантастический 'Трест Д. Е.', или удивительные переводы из Вийона, или гневные статьи военных лет, или блестящие выступления на конгрессах мира и мирные путевые очерки, появившиеся в результате поездок за границу, но главное, что мне по душе у Ильи Эренбурга, так это его стихи…
…Весной 1941 года вышла в свет маленькая книжка стихотворений Эренбурга «Верность».
Верность чему? Там, вначале, в открывающем книжку стихотворении, было перечислено: 'верность хлебу и верность ножу', 'верность смерти и верность обидам', 'верность сердцу и верность судьбе', но все это для меня казалось не совсем ясным до тех пор, пока я не перечел эту великолепную книгу через несколько месяцев и не понял в свете разразившихся событий, что эта верность есть не что иное, как верность своему авторскому, эренбурговскому, необманывающему ощущению грядущего.
В самом деле, что такое художественное творчество, поэзия? Не есть ли это стремление открыть то, что скрыто в тебе и в других, скрыто во времени часто не кем иным, как самим Временем? Не есть ли это стремление заглянуть в себя, чтобы увидеть окружающих, заглянуть в душу иноземца, чтобы понять, чем он от тебя отличается и чем на тебя похож (вот откуда потребность переводить!)? Не есть ли это потребность заглянуть в прошлое, чтобы понять, что надо делать в настоящем?
Итак, о чем же повествовала книга «Верность»?
Нет, не только об Испании 1938 года, не только о Париже 1940 года шла речь в этой книге. Воспоминания о недавнем прошлом звучали как бы предвестием ближайшего будущего:
Эти стихи стояли в книжке между стихов 'В Перпиньяне' и 'В Андалузии'. Речь шла о конце тридцатых, то есть о том, что уже свершилось, но перечтите эту маленькую книжку «Верность» — и вы почувствуете, как она была насыщена предощущением того, что надвигалось, что было уже при пороге:
Был скверный день, ни отдыха, ни мира…
…Играли в прятки облака…
Такова сила искусства, поэзии. Что тут скажешь? Весь мир знает Эренбурга, и знает его прежде всего как борца за мир, публициста, беллетриста, но, пожалуй, меньше всего как поэта. На это есть ряд причин: далеко не у всех людей стихи в обиходе, а газетную статью прочтет в наше время любой и каждый. Есть люди, которые вообще не любят стихов. Но что до меня — я очень люблю их и высоко ставлю Илью Григорьевича Эренбурга поэта. И я бы сказал, что высокая поэзия присутствует во всех произведениях Эренбурга. Я уверен: напиши он заметку в десять строк — и она будет иметь в себе элемент поэзии. Да иначе и быть не может. Я как-то не интересовался, к какому творческому объединению Союза писателей причисляет себя Эренбург, не знаю, в какие разделы библиографии он ставится, но знаю, что от поэзии Илью Эренбурга не отнять никому. Во всяком случае, русская поэзия и мировая поэзия XX века немыслимы для меня без Ильи Эренбурга.
Это он в своих стихах так отчетливо запечатлел приметы века, куда вошли и пейзажи 1914 года с их воинскими поездами, в чьих вагонах
