(И нимфы Стенали среди дубрав)… и видение Пугачьей головы над предреволюционной Москвой, и образ революционной России, где на темном гноище
Рождается иной, великий век… и дальние дороги 'среди камней и рубенсовских тел', и Парча румяных жадных богородиц, Эскуриала грузные гроба… и те часы, когда поэт любовно и естественно ощутил Духоту народных сборищ, Косноязычной речи голизну, Литейщиков расплавленную горечь И землекопа грубую весну… и те моря, Где играли тихие дельфины Далеко от зелени земли… и где, Нарываясь по ночам на мины, Молча умирают корабли… И снова та Москва второй половины тридцатых годов:
Дома кочуют. Выйдешь утром, а Тверская Свернула за угол. Мостов к прыжку разбег. На реку корабли высокие спускают, И, как покойника, сжигают ночью снег… и Париж 1940 года с его улицей 'Ищу полдень', где
Девушка идет, она ищет, Где ее любовь, где кладбище… …Иди, не говори, путь тот долгий Это весь Париж ищет полдень. Глух тот, кто не слышит музыки этих стихов, и слеп тот, кто не видит человечества, ищущего полдень. И трудно забыть стихи Эренбурга о России, стихи о второй мировой войне. Вот эти стихи:
В пригожий день, среди кустов душистых, Когда бы человеку жить и жить, Я увидал убитого связиста, Он все еще сжимал стальную нить. В глазах была привычная забота, Как будто мертвый, опоздать боясь, Он торопливо спрашивал кого-то, Налажена ли прерванная связь. Прерванная связь! Это стихи больше, чем об одном убитом связисте и об одном порванном телефонном проводе. Наладить нарушенную связь между всеми добрыми людьми, ту связь, которую вновь и вновь пытаются порвать враги мира, — вот о чем не перестает и сейчас говорить подтекст этих стихов. Такова поэзия Ильи Эренбурга.
Передо мной новые стихи Эренбурга — цикл в журнале «Знамя» за ноябрь 1965 года. Всматриваюсь с величайшим интересом, но и с некоторой тревогой. Привык ему верить — уж не напророчит ли он снова чего-нибудь тяжкого, как в «Верности»?
Что же он пишет?
…Все не так. В моем проклятом возрасте Карты розданы, но нет уж козыря… Неужели действительно так? Но читаю дальше: Страсть грызет и требует по-прежнему, Подгоняет сердце, будто не жил я, И хотя уже готовы вынести, Хватит на двоих непримиримости, Бьешься и не только с истуканами, Сам с собой. Значит, сила есть! Вот и в другом стихотворении, об осени, где говорится:
Не время года эта осень, А время жизни. Голизна. Навязанный покой несносен Примерка призрачного сна. Концовка отнюдь не такая печальная, как начало: Я столько жил, а все недожил, Недоглядел, недолюбил. Что недоглядел? Что недолюбил? Да, конечно:
Из-за деревьев и леса не видно. Осенью видишь, и вот что обидно: Как было многое видно, но мнимо, Сколько бродил я случайно и мимо, Видеть не видел того, что случилось, Не догадался, какая есть милость
