в которой Окаменелость рассказывает о своей Глубокой Молодости
В тот вечер Дронт с Голубем играли в «классики». Дронт уже чувствовал, что он выигрывает, а Голубь стал понимать, что «классики» Совсем Неинтересная Игра, во всяком случае, не такая интересная, как «вертелки», в которой он выигрывал Гораздо Чаще. Ее смысл заключался в том, что соперники вставали друг против друга и начинали вертеться. Кто первый садился на землю, тот проигрывал. И этим Кем-Нибудь почти всегда был Дронт, которому Его Комплекция (почему-то Голубь вместо «Худой» или «Толстый» употреблял именно слово «Комплекция») это не позволяла.
Так вот, когда Голубь начал делать вид, что ему Совсем Не Хотелось Выигрывать, а Дронт дотолкал ракушку (в Музее в «классики» играют именно ракушкой) до десятого квадратика, к ним подбежал Полосатый Незнакомец.
— Новеньких не принимаем, — важно заметил Голубь, следя краем глаза, как Дронт собирается прыгнуть в десятый классик.
— А во что вы играете?
— Ты что, — удивился Голубь, — «классиков» не знаешь? Но мы Больше Никого Не Принимаем.
— Я отлично знаю эти «Ластики», но играть бы в них все равно не стал бы, даже если бы меня стали уговаривать десять Голубей.
— Это почему? — возмутился Голубь.
— Это почему? — спросил Дронт, считавший, что лучше «классиков» есть только одно занятие — поедание желудей.
— Потому что Окаменелость собирается сейчас рассказывать о своей Глубокой Молодости, и все Порядочные Экспонаты, которым дорого Свое Самообразование, уже в ее зале.
Голубь никак не мог допустить, чтобы кто-то подумал, будто ему не дорого Свое Самообразование, и сказал, что он как раз после «классиков» собирался пойти к Окаменелости. На что Дронт ответил, что Самообразование, конечно, Очень Нужно в Теперешнее Время, но никак не важнее «классиков» — ведь недаром все говорят: «Нужно знать Классику», и вообще ценится только все Классическое.
С этими словами он очень удачно толкнул ракушку в десятый классик и довольно посмотрел на Голубя.
— Да, надо спешить, — сказал тот, делая вид, что он не заметил последнего маневра, и они отправились к Окаменелости.
Окаменелость важно возлежала на подставке в центре зала. Вокруг уже рассаживалась масса всяческого музейного народа, которую Окаменелость называла Почтенная Публика.
У всех присутствующих это вызывало какие-то смутные представления о почте и бубликах, но точной связи между ними не могли уловить даже Очень Умные Экспонаты вроде Голубя, который как-никак умел считать до пяти и уверял, что Это дано не Каждому.
Дронт, Голубь и Незнакомец растолкали всяческую мелкоту вроде Опытных Лягушек да Наглядных Пособий, уселись рядом с Кваггей и сделали Умные Лица.
— Как здоровье? — спросила пришедших Квагга. — Голубь, если ты не перестанешь ходить с непокрытой головой…
— Судари и Сударыни, — начала Окаменелость.
— Что, будет Суд? — спросил Дронт.
— Ш-ш-ш, — шикнул на него Полосатый Незнакомец.
— Да будет вам известно, — продолжала Окаменелость, что я была урождена в Эпоху, которая называлась: «Девон».
— Извините, — встал Дронт, — вы сказали: «Диван» или мне послышалось?
— Молодой человек! — сурово заметила Окаменелость, — перебивать пожилых людей, которые старше Вас по крайней мере на пару-другую миллионов лет, невежливо.
— Да разве я смог бы вас всех Перебить? — искренне удивился Дронт. — Тем более Вежливо?
Окаменелость негодующе взглянула на него и, не удостоив ответом, продолжила повествование.
— Так вот, урождена я была моллюском.
— Кем была урождена? — шепнул Дронт Голубю.
— Малюсенькой была урождена, — тоже шепотом ответил Голубь. — маленькой значит, вот такой, — он показал, Какой Именно была урождена Окаменелость.
— А-а! — понял Дронт.
— Если в партере не перестанут шушукаться, я буду вынуждена покинуть Почтенную Публику, — негодующе заявила Окаменелость.
— Квагга, — немедленно найди Партера и передай, чтобы он прекратил безобразие, — скомандовал Голубь.
Квагга послушно поднялась, сделала три шага к двери, потом вернулась и спросила:
— А кто это?
Такого вопроса Голубь никак не ожидал, потому что сам не мог сказать Определенно-Кто Это, поэтому он сделал вид, что Страшно Занят Историей Окаменелости.
Не услышав ответа, Квагга разогнала набежавшую мелюзгу и уставилась на Окаменелость.
Та увлеченно рассказывала:
— Покинув яйцо, я стала…
— Яичницей! — радостно воскликнул Полосатый Незнакомец.
— Полноправным Членом Общества, — закончила медленно закипающая от гнева Окаменелость.
— Странно, — удивленно почесал голову Незнакомец, — когда я подкидывал яйца на сковородку, получалась яичница, а не какие-то Полноправные Члены Общества.
— Если Некоторые Самонадеянные Экспонаты не перестанут меня одергивать, я помолчу, но Кое-Кто при Этом много потеряет.
— Наверное, у этого Кое-Кого дырявые карманы, — негромко заметил Голубю Полосатый Незнакомец. — Бывают же неряхи!
— Первое, что следует сделать каждому юному моллюску — это завести раковину.
Дронт сомневался, что раковину можно завести, как например, будильник, но вслух ничего не сказал, опасаясь прослыть Самонадеянным Экспонатом.
— В раковине я, естественно, пряталась, — продолжала повествование Окаменелость, — от Вероломных Хищников, которых всегда было предостаточно. Да, зевать на Глубине не приходилось. Достойнейшие Члены Общества так и норовили попасть в желудки разбойников, как случилось это с моей внучатой бабушкой, которая полагала, что прятаться слишком быстро неприлично — при этом можно уронить свое Достоинство.
— Просто прятаться нужно аккуратно и не задевать мебель, чтоб она не падала, — высказался Незнакомец.
Но тут на него так все зашикали, что он зажал себе рот, показав, что впредь будет Нем как Рыба.
— Надо сказать, — отметила Окаменелость, приняв Реакцию Общества, — я прекрасно пряталась, и умерла Как Порядочный Моллюск от Старости. Когда я с Достоинством Почила, меня занесло песком, и я окаменела. В таком Глубоко Выдающемся Виде я и встретила следующую Эпоху.
— Табуретки? — не удержавшись, спросил любознательный Незнакомец.
Окаменелость немедленно вскипела и показала Всем Своим Видом, что с нее хватит.
Впрочем, и другие вспомнили про какие-то важные дела и принялись расходиться.
Глава четвертая,
в которой выясняется, как зовут Полосатого Незнакомца
В один из вечеров, когда на улице прошел дождь и в залах Музея приятно пахло свежестью и
