нападений Карнивора, все время задумывался и оказывался позади отряда. Марсупал, напротив, никак не мог справиться со своими ногами и они носили его по всем окрестностям. Помахивая зонтиком, он делал круги и восьмерки вокруг и между членами отряда и время от времени кое-кому доставалось. Только Артиодакт и Родент соблюдали строй, хотя Родент и задерживался время от времени, чтобы подобрать какую-нибудь нужную деревяшку, из которой можно вырезать чашку или ложку. Не пропадать же вещи.
Несколько раз Лангу приходилось колонну останавливать и напоминать всем об обязанностях, особенно в отношении кое-чьей охраны. Один раз Примат так задумался, что его нашли только по звукам балалайки.
Трава вокруг меняла цвет. Кое-где была даже фиолетовая и перебегала с места на место. На это и Примат не смог не обратить внимания. Наконец отряд дошел до окрестностей, где река падала с уступа и несла свои несколько уже более зеленоватые воды дальше. Под густой елью, одиноко росшей среди берез, и решили остановиться.
Родент с трудом отловил Марсупала и достал из его сумки часть провизии, спички и соль. Потом его отловил Ланг и проверил, на месте ли коврик. Ноги Марсупала наконец решили отдохнуть и тот уселся под кустом на берегу речки, с интересом глядя на рыб с двумя головами в прозрачной воде.
Артиодакт занялся стряпней. Примата отправили за сухими ветками и тот, наигрывая, удалился. Через полчаса он явился с одной-одинешенькой сухой веткой.
— Это все?! — спросил оцепенело Ланг.
— Конечно, — ответил Примат. — Ведь все дело не в том, сколько веток, а в том, как их жечь. Впрочем, в любом случае, больше сухих веток не было.
И он сел под ель дальше наигрывать на балалайке.
Тогда за дело взялся Родент. Он всучил кучу сырых палок Марсупалу и заставил его побегать под елкой — все равно носится зря. Когда ветки достаточно проветрились, Родент сложил их в кучку, присыпал сухими листьями из под берез и чиркнул спичкой. Сначала немного повалил дым, затем пламя сразу вспыхнуло и весело загорелось.
Ланг занимался тем, что пересчитывал и переставлял продукты, с тем, чтобы всем всего хватило и ничего не просыпалось на коврик.
Скоро над незнакомым лесом полился аппетитнейший запах блинов. Артиодакт ловко переворачивал их на сковородке, поджаривал одну сторону, другую и затем перекидывал очередному члену похода.
— С точки зрения вселенной, — говорил Примат, — наконец отложивший балалайку, чтобы удобнее было придерживать свой кусок, — блины не имеют никакого значения. Нет разницы, есть блины или нет. Но мое личное мнение таково: а почему бы и нет?
И он поймал на лету следующий аппетитный кружок подрумяненного теста.
Когда все были сыты, начали укладываться спать. Решили что всю ночь кто-то будет дежурить возле костра, который оставили, чтобы держать Карнивора на расстоянии, если тот вдруг вздумает пожаловать.
Первым дежурил Примат. Члены отряда уже давно спали под его балалаечную музыку, которая неслась через ночь и тьму, далеко-далеко…
Карнивор заворочался и проснулся. Его разбудила музыка балалайки. Впрочем, он подумал, что ему давно уже пора вставать. Карнивор потянулся, вылез из своей берлоги и вдохнул носом. Где-то готовили блины. Блинов Карнивор не любил, но любил тех кто их готовит. И он легкой рысцой направился к источнику блинного чада.
Ланг сидел у костра и тревожно всматривался в темноту. Он придвинулся к огню настолько, насколько это позволяла недлинная шерсть. Приблизься Ланг плотнее — она могла загореться. Вдруг ему показалось, что где-то хрустнула ветка. Ланг обернулся и посмотрел на Примата, тот крепко спал, обняв балалайку, сосредоточенно хмурился и, казалось, даже во сне о чем-то думал. Артиодакт спокойно посапывал у ствола. Родент в лаптях, укрывшись куском рогожи, спал поодаль. Марсупал лежал с краю, его ноги подрагивали. И во сне они не давали покоя своему хозяину.
Ланг снова повернулся к темноте. Из глухой черноты на него безотрывно смотрели два глаза с узкими длинными зрачками. Ланг оцепенел. Он не мог произнести ни слова. Только нечленораздельные звуки вылетали из полуоткрытого рта. А желтые глаза все приближались, приближались. И вот яркий отблеск пламени осветил Карнивора.
Он молча двинулся к неподвижному Лангу. Теперь их разделяли только длинные ноги Марсупала, перегораживающие поляну до самой ели. Карнивор, не отрывая взгляда от Ланга, переступил длинные конечности и раскрыл пасть.
— Все, — подумалось Лангу, — прощай коврик.
Тут ноги Марсупала с силой врезались в живот Карнивора, затем Извернулись и поддали в грудь. Карнивор с воплем подлетел и перевернулся. Следующий удар был нанесен сверху, между лопаток. Карнивор взвыл и попытался удрать. Последний сокрушающий толчок он получил в основание хвоста и кубарем полетел в темноту.
От шума все вскочили на ноги.
— Где? Что? Карнивор! — раздавалось со всех сторон. — Где он? Где Карнивор?
Наконец Ланг пришел в себя настолько, что смог прошептать: 'Батюшки мои!'. Роденту долго пришлось его отпаивать чаем со смородиновыми листьями, а Примату играть на балалайке 'Калинку- малинку', пока Ланг, наконец, не успокоился и не заснул.
Единственным, кто не заметил всего происходящего, был Марсупал, который по прежнему сладко спал и не подозревал, какую роль сыграли его непослушные ноги в последних событиях.
Глава третья,
в которой путешественники обходят подсолнуховый лес и терпят нападение гигантских комаров
На следующий день стало заметно теплее. А дождь лил даже еще гуще, чем накануне. Примату пришлось спрятать свою балалайку в сумку к Марсупалу. Ланг, все еще с ужасом вспоминавший события минувшей ночи, вел всех вперед. Небо опустилось ниже. Оно стало почти багровым. Солнце едва виднелось. И его очертания с трудом угадывались в красноватой мгле. Только Марсупал по-прежнему носился, то забегая вперед, то отскакивая назад. Вдруг Ланг остановился. За ним, налетая друг на друга, — и весь отряд.
Перед ними к небу вздымались мощные стебли подсолнухов. Их заросли тянулись в обе стороны от путешественников, насколько хватало глаз.
Ланг начал напряженно соображать, как это так получилось. Подсолнухи, которые он знал, были максимум в два его роста. Эти же колоссальные столбы, верхушки которых пропадали в тусклом поднебесье, походили на сосны небывалых размеров.
Вдруг ближайший к ним подсолнух повернул свою желтую голову, направил ее на путешественников и дал залп подсолнуховых семян. Сотни семечек со свистом полетели к земле. Первым же из них с ног сбило Ланга. Следом полетел с ног Артиодакт. Родент начал копать окоп. Примат отбивался балалайкой. Тут взяло оружие на изготовку второе странное растение. По подсолнуховому лесу прошла волна. Весь ряд подсолнухов поворачивал головы в сторону путников.
Ланг кинулся к Роденту и со страху стал рыть окоп еще быстрее него.
К ним присоединились остальные. А Примат прикрывал копальщиков балалайкой.
Скоро все сидели в блиндаже, вход которого был завален семечками подсолнуха.
— Сколько нам здесь еще сидеть? — вопросительно посмотрел на всех Артиодакт.
Родент окинул оценивающе черные семечки, торчащие в проеме, и, прикинув, сказал:
— Года два продержимся.
Ланг встал и прокашлялся, показывая, что будет держать речь.
Все с уважением примолкли.
