неровная, но зато цвет голубоватый, редкий, правда?
Невестка разглядывала медальон, словно оценщик в ломбарде. Катя почувствовала, что начинает оправдываться, суетиться: Елена, верно, думала, что у нее все чемоданы забиты драгоценностями, а тут какая-то кривоватая жемчужинка.
– Ежик так радовался! В первый раз удалось заполненную раковину отыскать. Сначала хотели колечко сделать, а наш мастер, китаец, золотые руки, сказал, не надо… так лучше… и Ежик сам ему помогал.
– Как-то он там? – спросил Иван и перевел разговор на детские шалости – постарался сгладить неловкость.
А Катя еще раз подумала, что родственники милее вдалеке.
Иван показался ей не вполне здоровым. Заботлив, ласков, но удручен чем-то.
– Ты не болеешь? – спросила она его уже в гостинице.
– Нет.
– А отчего грустный? И поседел совсем, брат.
– Что ж поделать, стареем… И забот хватает.
– А как с работой?
– То, что хочется, еще не подыскал. Всё на гонорарах: переводы, статьи. Хватает. Но – нервы… А ты, сестричка, не бойся. В обиду не дадим. – И почти весело подмигнул.
– Я и не боюсь.
Наконец-то Катя собралась с духом и задала вопрос, который давно покалывал кончик языка:
– Иван, а ты Савельева давно видел?
– Спросила все-таки… Видел. Как-то на днях. Я не хочу, Катерина, чтобы ты с ним встречалась.
– Но почему? Я вполне свободная женщина. – Она попробовала кокетливо усмехнуться.
– Мы по разные стороны… – он чуть было не сказал «баррикады», – водораздела.
– Он спрашивал про меня? – продолжала допытываться Катя.
– Да, – неохотно ответил Иван.
– Ну что из тебя все вытягивать приходится? – Катя начала нервничать. – Ты сказал ему все как есть?
– Сказал. И дал понять, что не жажду числить его в своих родственниках.
– Ну и ладно, – вдруг успокоилась Катя. – Что сказал – то сказал. Он где-нибудь в больнице работает?
– Не интересовался. Но видел его возле нашей… – И исправился: – Бывшей нашей миссии. Там теперь эти заседают, из Советов.
– А ты так и не надумал вернуться в Россию?
– Катерина, я же тебе писал! Для меня возвращения не существует. К кому? К чему? России не существует. И не будем об этом. Все! А про тебя я подумал. Прошу, выкинь из головы Савельева. У меня есть один знакомый. Англичанин. Из министерства внешней торговли. Я уверен, вы подошли бы друг другу. Кстати, он собирался меня рекомендовать для службы в министерстве.
– Не надо, Иван! Не надо меня ни с кем знакомить.
– Ну хорошо, поговорим на эту тему в другой раз. Не все сразу. Ты приходи к нам завтра. Ладно?
– Обязательно. Я же обещала подарки детям. Только ты объясни, где у вас хороший магазин?
– Ни в коем случае, Катюша. Захвати какую-нибудь мелочь. И пожалуйста, не придавай этому большого значения. Я-то знаю, каково тебе пришлось последний год. Отдыхай, сестренка. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Иван.
Утром Катя проснулась от сильного сердцебиения. Открыла глаза, оглядела равнодушную роскошь гостиничного номера и усмехнулась. Получается, она во сне еще начала волноваться из-за того, что могло произойти в этот день.
Идти в город было рано. Наверняка и магазины и тем более учреждения пока закрыты.
Минуты тянулись нескончаемо медленно. Она попросила принести в номер кофе. Позавтракала. Открыла чемодан, перебрала платья. Внимательно посмотрела на себя в зеркало – бледная, похудевшая. Пусть будет белый костюм. Если подкраситься и голубой шарфик на шею… пожалуй, сносно.
Катя отдала горничной одежду – отутюжить – и, чтобы еще как-то провести время, спустилась в парикмахерскую, иронизируя над собой: словно на первое свидание…
Тонкие пальчики китаянки колдовали над распущенными волосами.
– Миссис, у вас несколько седых волосков! Выдернуть? Или, может, покрасить?
– Не надо, пусть остается как есть.
– Миссис, а вам не тяжело от такой массы волос? Позвольте вас подстричь?
Она тут же на листке бумаги вполне профессионально нарисовала Катину головку, преображенную стрижкой.
– Посмотрите… и модно, и молодить будет!