Шофер с корзиной дурианов стоял рядом, смотрел на Катю внимательно, и она спросила по- английски:
– Что ж ты за них хочешь?
Морячок, уловив интонацию, ответил по-французски:
– Деньги надо, мадам, деньги.
Катя достала кошелек с тикалями. Он отрицательно помотал головой:
– Доллары, мадам, всего три, три рубля надо.
Катя огорченно оглянулась:
– Намарона, а долларов у нас нет?
– Откуда, хозяйка? А что, очень нравятся? И правда – красивые. У меня вот колечко есть, простенькое, но, может, возьмет?..
– Ой, подожди, не снимай, отдай ему этот браслет!
Намарона насупилась —«он же дорогой!»– но прихоти госпожи подчинилась.
Морячок, счастливо бормочущий: «Вот спасибочки, вот спасибочки, выручили… штуковинка серебряная и камешек… уж продам и на корабле подороже… А может, Нютке браслетик привезти?..»– топтался на месте. Катя постояла бы рядом еще, но Намарона потянула ее к машине:
– Нас обедать ждут.
Дома лаковым ложечкам очень обрадовался Ежик.
– Смотри, папа, какой цветочек, – тыкал он пальчиком в желтое донышко, но Лек лишь рассеянно кивнул:
– Да, да… Кушай, сынок.
Пообедали, и опять исчез он до глубокой ночи. Дела…
А Катя уложила Ежика спать и, забрав свежие журналы, пошла к беседке возле ручья.
Постороннему взгляду могло показаться, что она любуется золотистыми рыбками, снующими в кристальной воде. Но она, ничего не замечая, снова и снова мысленно возвращалась ко вчерашнему разговору:
– Лек, а нельзя ли мне поработать в госпитале?
– Кем?
– Сестрой милосердия.
– Подхватишь еще какую-нибудь заразу… Неделю поработаешь, а Вильсон год будет тебя лечить, – попробовал отшутиться Чакрабон.
– Лек, я серьезно.
– Нет. Категорически. Забываешь о своем титуле. Это будет неправильно понято. И не надо примеров… графа Толстого. Попробуй считаться с национальной психологией.
– Но, Лек, не ты ли с умилением рассказывал, как Чулалонгкорн ходил по крестьянским хижинам?..
– Он мужчина. – Голос Лека стал усталым.
– Ну и что? А Саовабха, второй монарх?..
– Мама занималась исключительно организаторской деятельностью. Она руководила, советовала. И ты… пожалуйста…
– Советовать? Кому? И что? Ты самостоятелен. Ты слишком самостоятелен. Тебе не нужна помощница. Устраняешь меня от всех своих забот. Я же вижу – что-то неладно. Неприятности? А ты молчишь.
– Катрин, оставь меня сейчас. Не надо упреков. Пусть пройдет какое-то время. Потерпи. А я посоветуюсь в министерстве. Может, удастся подобрать тебе какое-нибудь занятие. Жаль, мама последнее время неважно себя чувствует. Она придумала бы что-нибудь. Поговори с нею, хорошо?
– Поговорю.
Прошло два дня, и Лек сам напомнил о Катином желании.
Утром, как всегда подтянутый и пахнущий французским одеколоном, но с нездоровой желтизной в глазах, он подошел уже было к двери, нажал на ручку и вдруг, обернувшись, сказал:
– Катрин, едва не забыл. В госпитале просили помочь подготовить концерт. Небольшой. На полчаса. Ты сможешь это сделать? Программа полностью на ваше усмотрение. День – сама назначишь… Договорились?
– Да! – встрепенулась Катя. – Конечно. Спасибо, Лек. И извини, я, наверное, была не права.
– Ну что ты, Катюша, я ж понимаю…
Чакрабон уехал, а Катя устроила маленькое совещание с Чом и Намароной: чем развлечь больных? Решили: всего понемногу – песня, танец, сценка, стихи.
– Сказку, сказку еще надо… про слона и шакала, – подал голос и Ежик, выкатываясь из-под стола на деревянной лошадке.
– Стихи я почитаю сама, – сказала Катя и, поднявшись в кабинет, стала перебирать книги и тетради.
