Стукач расценил это как выдвижение на более ответственную работу после той «услуги», которую он оказал партии. Сталин даже отправил соответствующую телеграмму на стройку с рекомендацией. Но по каким-то причинам ее скрыли, а вместо нее была объявлена бумага, в которой Никольский характеризовался как человек, не заслуживающий доверия с политической стороны из-за участия в правом уклоне (!).
Со слов самого Николая Васильевича это сказалось на чистке партии в 1933 г., а также на том, что за все время его работы на БАМе (1933–1937 гг.) его ни разу не избирали ни в бюро ячейки, ни в партком. Ни разу не назначали даже руководителем рядового партийного кружка. Кроме того, Никольского назначали заместителем начальника строительства БАМа, но к строительству как таковому так и не допустили.
А в июле 1937 г. транспортным отделом НКВД г. Свободного была арестована его жена (инспектор начальника строительства БАМЛАГ НКВД), которую через восемь месяцев осудили на десять лет за контрреволюционную агитацию.
Удивительно, но Никольскому все вернулось бумерангом.
В августе 1942 г. на 57-летнего Николая Васильевича Никольского, оставшегося к тому времени без работы, вышли сотрудники 1-го отделения 1-го отдела 3-го Управления НКВД.
А 17 августа этого же года заместитель начальника 1-го отделения 1-го отдела старший лейтенант государственной безопасности Колпаков под рапортом своего подчиненного, где было специально для него начертано «Согласен», расписался. В рапорте указывалось:
«Согласно утвержденному плану 10.VIII.c.г. была проведена вербовка в качестве агента Никольского Николая Васильевича, чл. ВКП(б), временно не работающего, по профессии инженера-технолога. Никольский вербовался для выявления и разработки связей врагов народа Эйсмонта— Толмачева. В процессе вербовки было установлено, что Никольский в настоящее время поддерживает дружеские связи с Анцеловичем Н.М., бывш. Наркомлесом (разраб. по дф), его другом — Кузнецовым— инж. НКОСССР и Кохановичем В.Г., посещавшим антисоветские сборища, происходившие на квартире Эйсмонта. После того, как Никольскому было предложено сотрудничать с органами НКВД, он охотно дал свое согласие и избрал псевдоним «Орехов».
Сообщая о вышеизложенном, прошу санкционировать зачисление «Орехова» в действующую сеть агентуры 1 отд. 1 отдела 3 Упр.».
Что ж, «поезд» Никольского был необходим органам и на запасном пути. А вдруг пригодится!
Итак, Виктор Абакумов потерпел серьезное поражение, после которого его ожидала лишь неизвестность. Из Экономического Управления его все же убрали. Как чекист он не состоялся за два года работы в ОГПУ. И тем не менее свершилось чудо. Генрих Григорьевич (Енох Гершенович) Ягода часто оставался за Вячеслава Рудольфовича Менжинского, который болел. Вначале 1934 г. Сталин поручает Ягоде, Кагановичу и Куйбышеву в пятидневный срок представить проект предложений по организации союзного Наркомата внутренних дел с включением в него ОГПУ. А значит, такое доверие
В 1934 г. Виктора Семеновича перевели на работу в Центральный аппарат Главного управления лагерей — уполномоченным. А вскоре его отправили в командировку в Ухто-Печорский исправительно- трудовой лагерь (УХТПЕЧЛАГ). Дело в том, что еще зимой 1934 г. начальник Главного управления лагерей ОГПУ в своем приказе № 43 указал:
«Большинство сотрудников Глав. Упр. Лагерями ОГПУ до сих пор не были ни разу в лагерях и совершенно не представляют ни лагерной обстановки, ни проводимой работы в самом лагере».
Получив свое задание, выехал и Абакумов. В конце лета 1929 г. на берегу таежной речки Чибью, притока Ухты, высадили десант заключенных. Так начиналось освоение бассейна Печоры, где был основан лагпункт УСЕВЛОНа или «база Ухтинской экспедиции ОГПУ». Экспедиция должна была оценить промышленное значение Ухтинского нефтяного месторождения, провести разведку нефтегазовых месторождений в Ижевском и Печорском районах, а также угольных залежей в Воркуте и попутно выявить источники радиоактивных вод. Летом 1931 г. экспедицию реорганизовали в самостоятельный Ухто-Печорский исправительно-трудовой лагерь, начальником которого назначили Я.М. Мороза, выведенного из положения заключенного и восстановленного в рядах ВКП(б).
Осенью 1932 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) был организован Ухто-Печорский трест, руководство которым было возложено на ОГПУ.
На следующий год тресту утвердили программу работ по нефти, углю, радию. Было намечено завершение строительства узкоколейной железной дороги: рудник — Воркута — Вом, рудник Щугор— р. Печора и трактов Усть — Ухта— Воя, рудник Воркута— Обдорск. Наркомтяжпром и Наркомвод получили соответствующие распоряжения о выделении УХТПЕЧЛАГу необходимого оборудования. Но это еще не все. ОГПУ совместно с Наркомпросом и Наркомтяжпромом следовало организовать в Ухте и Печоре два техникума — нефтяной и угольной промышленности и комплекговать их выпускниками местных школ и за счет колонистов. Весной 1933 г. завезти на Печору три тысячи семей спецпереселенцев.
«Из основных нефтяных и угольных районов Союза решено мобилизовать 25 партийных и хозяйственных работников для укрепления лагеря руководящими кадрами и 25 горных мастеров.
ГУЛАГ выделил УХТПЕЧЛАГу 26 млн 750 тыс. рублей. Установил план поставки «рабсилы». «Увеличить число осужденных в УХТПЕЧЛАГе с 15 тысяч в первом квартале 1933 г. до 25 тысяч в четвертом квартале. Намечено колонизировать 1700 заключенных. Предстояло построить 80 тыс. кв. м жилья для колонизированных, 15 тыс. — для специалистов, 30 тыс. — для заключенных».
В 1934 г. Чибью и Промысел-1 становятся практически городом, где было построено 48 нефтяных вышек, строилось 8 бараков, при буровых появилась новая электростанция, а ремонтно-механический завод пополнился литейным и сварочным цехом. Для ВОХРа строилась большая казарма, для вольнонаемных и колонизированных — четырнадцать больших домов, новая столовая, школа, театр на 600 мест, рабочий городок на 40 домов, парк культуры и отдыха и т. д. Проводилось десять километров водопровода, пять километров канализации, тротуары. На протяжении шести километров асфальтировались улицы и дороги.
В общем, жить можно.
Но какое бы значение ни придавалось Ухтинскому нефтяному месторождению, лагпункту УСЕВЛОНаи какой бы замечательный город там ни строился, Виктору Абакумову невозможно было оставаться здесь навсегда или хотя бы на продолжительный срок. Москву — любимую, единственную и неповторимую, ему невозможно было поменять на что-то другое, а уж тем более на далекое, холодное и чужое. Там, где он прожил двадцать шесть лет, было все. И менять теперь это «все» на «ничего» было бессмысленно. А попросту даже глупо.
Известный ученый и писатель А. Зиновьев так охарактеризовал столицу:
«Москва — это многие миллионы людей, сотни тысяч из них суть процветающие партийные и государственные чиновники, министры, генералы, академики, директора, артисты, художники, писатели. Спортсмены, попы, спекулянты, жулики и т. д. Сотни тысяч выходцев из разных районов страны ежегодно вливаются в Москву, несмотря ни на какие запреты — за взятки, по блату, на законных основаниях. Очень многие из них добиваются успеха. В Москве убогие магазины. А одеты москвичи в среднем не хуже, чем в западных городах. Продовольственные магазины пусты. А привилегированные слои имеют все по потребности. В Москве можно посмотреть любой западный фильм, прочитать любую западную книгу, послушать любую западную музыку. Здесь много возможностей пристроиться к лучшей жизни и сделать карьеру. Каналы карьеры здесь неисчислимы. Здесь с продовольствием лучше, чем в других местах. Здесь есть виды деятельности, каких нет нигде в стране».
Метко, точно. А самое главное, и добавить нечего.