Заканчивая допрос в 15 часов 10 минут, Павловский заявляет:
— Следствие убеждено, что вы умышленно предали фронт, и будет разоблачать вас в этом.
11 июля допрос начался в 13 часов 30 минут. Вопрос к Павлову:
— На допросе 9 июля текущего года вы признали себя виновным в поражении на Западном фронте, однако скрыли свои заговорщические связи и действительные причины тяжелых потерь, понесенных частями Красной Армии в первые дни войны с Германией. Предлагаем дать исчерпывающие показания о своих вражеских связях и изменнических делах.
И только теперь Дмитрий Григорьевич сдался:
— Действительно, основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля т.г.
— На предыдущем допросе вы отрицали свою принадлежность к антисоветской организации, а сейчас заявляете о своей связи с заговорщиками. Какие показания следует считать правильными?
— Сегодня я даю правильные показания и ничего утаивать от следствия не хочу.
И Павлов дает нужные показания, как в безумном сне, в агонии, но говорит, то, что надо, или просто подписывает протокол, аккуратно «отшлепанный» на машинке. Он не выдержал, сломался. С ним очень «плодотворно» поработал следователь Комаров или, точнее, тот, который обозначен в протоколе допроса как следователь Комаров. Всего несколько слов об этом, если так можно сказать, человеке.
Комаров Владимир Иванович родился в 1916 г. в Ленинграде, русский, член партии с 1942 г. Выходец из рабочих. Слесарь. Всего семь классов образования. После ФЗУ работал помощником машиниста на Московском заводе «Каучук», затем комсоргом в московской школе. В 1938 г. по комсомольской путевке пришел на работу в органы НКВД помощником оперуполномоченного в особом отделе центра, а в 1939 г. назначен следователем.
Высокий и полный, с толстыми губами и сросшимися мочками ушей, Комаров мастерски орудовал кулаками и не менее виртуозно — резиновой дубинкой. Впоследствии он напишет: «Читая составленные мною протоколы допросов, Абакумов часто говорил мне: «Ты — дуб», я, по его мнению, писать совсем не умел». Но при этом Комарова Абакумов возьмет к себе секретарем в 1942 году. Значит, справлялся. Так что не случайно Павлова допрашивали двое. Один задавал вопросы, а второй в буквальном смысле «колол» бывшего генерала армии, что называется, «от души».
Почему следствие усердно раскручивало предательский сговор Павлова с фашистами? Об этом написал в своей книге H.A. Зенькович:
«Когда речь зашла о деле генерала армии Павлова и других арестованных видных генералах, Мехлис заявил, что он подозревает бывшего командующего фронтом в сговоре с немцами, перед которыми Павлов открыл фронт.
Тимошенко не поверил:
— Какие у вас доказательства измены Павлова? — спросил у Мехлиса маршал.
— Надеюсь, что Павлов сам запираться не будет, — многозначительно ответил Мехлис.
Присутствующие притихли. Все знали, что Мехлиса на фронт прислал Сталин. А вдруг это поручение Сталина? Тогда понятно, почему следователи требуют от Павлова признаний в измене.
Неожиданно Тимошенко поддержал Ворошилов.
— На каком основании вы подозреваете Павлова в пособничестве фашистам? — сердито обратился он к Мехлису. — В чем, по-вашему, Павлов не будет запираться?
— Павлов часто впадает в невменяемость, — загадочно произнес молчавший человек со знаками различия бригадного комиссара. — В такие минуты он может подписать любое обвинение.
Все повернулись к сидевшему на приставном стуле рядом с начальником особого отдела фронта бригадному комиссару. Это был прилетевший из Москвы начальник Управления особых отделов наркомата обороны.
Тревожную тишину нарушил Тимошенко, спросивший, какие показания дают арестованные.
— Павлов вину признал, — ответил бригадный комиссар. — Другие отрицают.
— В чем вину?
— В неподготовленности войск округа, в потерях авиации на пограничных аэродромах, в потере штабом округа связи с армиями, — перечислял бригадный комиссар. — Но продолжает упорствовать в отрицании предательства.
— A y вас есть основания для того, чтобы предъявлять Павлову подобные обвинения?
Начальник Управления особых отделов пытался поймать взгляд Мехлиса, но тот отвернулся.
— Мы обязаны всесторонне ставить вопросы, — неуверенно произнес бригадный комиссар.
Мехлис перевел обсуждение в политическую плоскость:
— Товарищи, мы должны подумать над тем, как объяснить партии, народу, да и всему миру, почему Красная Армия отступает».
Как вы догадались, бригадный комиссар — это Михеев. Только снова путают звание. Он был майором госбезопасности.
После сдачи должности Михеев в четыре часа утра выехал из Москвы в Бровары (под Киевом), в штаб Юго-Западного фронта. Его сопровождали заместитель и адъютант.
А 22 июля 1941 г. состоялся суд. В ноль часов двадцать минут председательствующий армвоенюрист В.В. Ульрих открыл судебное заседание и объявил, что подлежит рассмотрению дело по обвинению бывшего командующего Западным фронтом — генерала армии Павлова Дмитрия Григорьевича, бывшего начальника штаба Западного фронта — генерал-майора Климовских Владимира Ефимовича — обоих в преступлениях, предусмотренных ст. 63–2 и 76 УК БССР; бывшего начальника связи штаба Западного фронта — генерал- майора Григорьева Андрея Терентьевича и бывшего командующего 4-й армией — генерал-майора Коробкова Александра Андреевича, — обоих в преступлении, предусмотренном ст. 180 п.»6» УК БССР. И Павлов сразу же отказывается от тех показаний, которые выбил из него Комаров:
— Предъявленное мне обвинение понятно. Виновным себя в участии в антисоветском военном заговоре не признаю. Участником антисоветской заговорщической организации я никогда не был.
Я признаю себя виновным в том, что не успел проверить выполнение командующим 4-й армией Коробковым моего приказа об эвакуации войск из Бреста. Еще в начале июня месяца я отдал приказ о выводе частей из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником.
Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу».
Следует отметить, что, как и следствие, суд был скорым. Уже в З часа двадцать минут был оглашен приговор. Генералов лишили званий и наград и приговорили к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества.
Пройдет более пятнадцати лет, и 31 июля 1957 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР будут рассмотрены заключения Генерального прокурора СССР в отношении Павлова, Климовских, Григорьева, Коробкова и Клича (генерал-майор, начальник артиллерии). С доводами заключений Генерального прокурора СССР Военная коллегия будет согласна: «Прорыв гитлеровских войск на фронте обороны Западного Особого военного округа произошел в силу неблагоприятно сложившейся для советских войск оперативно-тактической обстановки и не может быть инкриминирован Павлову и другим осужденным как воинские преступления, поскольку это произошло по независящим от них причинам».
Приказом министра обороны СССР Маршала Советского Союза Г. К. Жукова № 01 907 от 15 августа 1957 г. отменен приказ НКО от 28 июня 1941 г., которым был объявлен приговор по делу Павлова и других.
Однако обратимся к биографической справке о Павлове в 6-м томе Советской военной энциклопедии, изданном в 1978 году, где написано следующее:
«В сложных условиях начального периода войны, не имея регулярных и точных сведений о ходе боев, состоянии своих войск, Павлов не сумел проявить должной твердости и инициативы в управлении
