— Бля! — высказался Юкка, открыв глаза. — У меня, кажется, позвоночник сломан, — он повернулся ко мне спиной. — Посмотри.
Я оглядел его спину.
— Вроде ничего не видно.
Подбежали Лаки и Олимпия. Мишель наблюдала с горы.
— Вы целы?! — поинтересовался было Лаки, но увидев, что с нами всё в порядке, сменил тон.
— Вы что ребята, охренели?! Ты же говорил, что умеешь водить, Алекс! Посмотри, что ты наделал!!!
— Дорога мокрая…
Мы выбрались из кабины. Поверхность лазурной воды целиком покрывали полиэтиленовые пакеты, картонные коробочки, «бычки» и прочие отходы человеческой жизнедеятельности. У самого берега поднимались грязные пузыри из потонувших мусорных баков. Негритянское семейство выползало с другого конца, сплошь облепленное туалетной бумагой. У самого маленького на ухе висел тампон.
— Ублюдки! Фашисты! Вы за это заплатите!!! — вопила крупная чёрная мамаша.
В тот день мы в ресторан не ходили, вылавливали мусор. Воду из бассейна пришлось спустить, отмыть хорошенько стенки и наполнить заново. Пикап выдёргивали джипом Лаки. Недельная зарплата пошла коту под хвост. Негритянская семья съехала на следующее утро. Хорошо ещё, под статью не подвели. Могли бы «пришить» нападение на почве расовой ненависти.
Мишель
С тех пор отношение к нам изменилось. Лаки не подпускал меня к «плимуту», Марианна жалела нас, особенно Юкку, Олимпия корила за порчу имущества и стала больше требовать, Бельмондо посмеивался.
— Хорошо вы уделали бассейн, парни! А главное, что там были чёрные! Ха-ха-ха!
В один жаркий день, когда Юкка уже ушёл в «Вестминстер», а я дремал, так как была смена Джона, в нашей комнате раздался телефонный звонок.
— Алекс, это Мишель.
— Привет, чем обязан?
— В комнате триста семь крошки под кроватью. Убери, пожалуйста.
— Уже иду, — «Чёртова сучка»! — подумал я и охая поднялся с кровати. Ненавижу, когда меня будят и гонят работать.
Дверь в злополучную комнату была не заперта. Я вошёл. На кровати сидела Мишель.
— Решила сама тебе показать, что и как.
— Показывай.
Я недоумевал. Раньше она и смотреть на меня не хотела, а тут сама видите ли решила показать. Мишель наклонилась, тыкая пальцем под кровать. Ноги у неё были что надо, платье еле прикрывало задик.
Я молча включил пылесос и сунул его трубу под кровать.
— Тщательнее, Алекс. Не халтурь, — Мишель, смотрела на меня, скрестив руки.
Я встал на колени и заглянул под кровать, чтобы изобразить усердие. Когда я встал, отряхивая руки, Мишель спросила:
— Курнуть охота?
— Ты о чём?
— О травке.
— Давай.
Мишель извлекла из лифчика готовый косяк, раскурила его, затянулась и передала мне. Я затянулся, закашлялся, вернул Мишель.
— Ты забавный парень, Алекс.
— Точно, я клоун, — я представил себя в колпаке, с красным носом на арене цирка и заржал.
Мишель прыснула.
— Зачем я тебе понадобился, Мишель? Ты же на меня даже смотреть раньше не хотела.
Она затянулась, послюнявила край косяка.
— Я уже сказала, ты забавный парень. С тобой можно поговорить… Круто ты мусор в бассейн вывалил…
Мы оба покатились со смеху.
— Отец тебя только потому не выгнал, что в бассейне в тот момент негры были! Он же реднек, его хлебом не корми, дай чёрного приложить!
Мы опять вволю посмеялись.
— Знаешь, о чём я мечтаю? — Мишель взглянула на меня.
«Давай детка, скажи, что мечтаешь обо мне, я тебя не разочарую», — думал я, сгорая от нетерпения.
— Я мечтаю свалить в Нью-Йорк и стать супер-моделью. Ты не представляешь, как я ненавижу это место!
«Похоже, девчонка пригласила меня для исповеди. Не везёт так не везёт». Вслух я сказал:
— А что тебе здесь не нравится?
— Дыра тут! Родители постоянно сверлят мозги, с мальчиками запрещают встречаться! У них идея фикс, что я должна выйти замуж только за грека. Ты бы видел, кого мне сватают! Сплошные сальные старпёры с зализанными гелем волосами!
— А если узнают, что ты тут со мной травку куришь, что будет?
— Что, что! Папаша тебя убьёт! Я скажу, что ты меня домогался, а он уверен, что я девственница.
Моя спина похолодела. Дурман как рукой сняло. Девственность греческой наследницы… это серьёзно.
— Я тебя домогался?! Но это же враньё!
Мишель внимательно посмотрела на меня серыми глазами.
— Что ж вы мужики все такие ссыкуны, ничего я не скажу…
Мы смолкли. Мишель откинулась на кровать. Я тоже. Мы лежали рядом и смотрели в потолок.
— Везёт вам, ребята, — нарушила она тишину. — Сегодня здесь, завтра там…
— Мы бедные, у нас ничего нет…
— А у меня вон сколько всего… а я как в тюрьме. Все мы в тюрьме, отец, мать… все.
— Я был бы не против, если бы у моих родичей был мотель и ресторан. У них были бы деньги, они бы путешествовали… — сказал я.
— Мои родители не путешествуют. Они копят. У отца в гараже «корвет» стоит пятьдесят восьмого года, коллекционный. Так он на нём не ездит, жалеет. И, вообще, он — педик, ты бы хотел чтобы твой отец был педик? — неожиданно заявила Мишель.
Я приподнялся на локте.
— С чего ты взяла? Лаки не похож на педика!
— А как по-твоему выглядят педики? Обычные люди, тем более они часто шифруются.
Я вспомнил, как Лаки крепко жал руку, как подчёркивал, что недолюбливает педиков…
— Он же реднек? — выложил я последний аргумент.
— Слышал теорию о гипермачо?
— Не припомню.
— Считается, что если мужик хочет быть супермужиком, излишне подчёркивает свою мужественность, грубо отзывается о педиках, то такой мужик сам педик.
— М-да… может и так… как же они живут с твоей мамой?
— Их дед поженил. У нас в диаспоре так принято. У них секса вообще не бывает. Мать работает, как
