массаракш с ним! Получите заказ и распишитесь. А это (это самое псевдохомо) — в нагрузку, когда и если угодно.
Угодно.
Профессор Исии Сиро кланялся и улыбался, кланялся и улыбался, кланялся и улыбался. Япония! Ритуал есть ритуал. И не понять, искренне кланялся и улыбался? Или — ритуал?
А спустя неделю профессор Исии Сиро выступил с сообщением по Центральному Каналу. И не по поводу нового экспоната, тагорца, — недостаточный информационный повод, чего там! Выступил он по поводу (по причине, чего там!) псевдохомо. Тогда же и назвал организм — псевдохомо.
Итак, это самое псевдохомо к разряду животных не относится, к разряду нелюдей не относится, к разряду сапиенсов не относится, однако… По словам профессора Исии Сиро, если искать промежуточное звено между тем, тем, и тем… то искать уже не надо, уже найдено… кажется… С полной определенностью утверждать нельзя. Из состояния клинической смерти организм вывести не удалось, жаль. А то бы можно было утверждать с полной определенностью.
Что-о-о?!
Стрелок вознегодовал.
Стрелок потребовал.
Стрелок воззвал к Экселенцу.
В общем, растерялся Стрелок, чего уж там.
Он заметался, рванулся было назад на Тагору. Сейчас он доставит вам полдюжины этих самых псевдохомо живьем и… и тогда еще посмотрим!
Но не успел. Не получилось — на Тагору. Вердикт КОМКОНа: закрыта Тагора. Буквально наутро после сообщения Исии Сиро. Стрелок рванулся было назад на Тагору буквально наутро после сообщения Исии Сиро. АН — осади назад. Вердикт. Закрыта. Для всех без исключения. Вплоть до особого распоряжения.
— Чьего распоряжения?! — на грани мужской истерики допытывался Стрелок у Экселенца. — «Живого Мира», что ли?! И кто ее закрыл?! «Живой Мир», что ли?! Да пошли они!..
Лысый хрыч немигающе буравил Стрелка выпуклой зеленью глаз, пережидая всплеск эмоций. Не дождался и снизошел до краткого ответа:
— Не «Живой Мир». КОМКОН.
— Вы?! Вы, Экселенц?!
— КОМКОН… — уточнил лысый хрыч.
— Вы же и есть КОМКОН! — неподобающе указал пальцем Стрелок. — Вы!
— Не я один.
— А кто еще?!
Стрелок прекрасно знал, кто еще. Собственно, никто не делал тайны из «кто еще КОМКОН». Ну, Белый Ферзь. Ну, Слегач. Ну, Гуру. Умник еще. И — Экселенц. Вопрос Стрелка был и не вопрос вовсе, а уничижительная оценка остальным комконовцам. Это он погорячился. Погорячился, да. Это, пожалуй, нервный срыв. Это, пожалуй, не на грани мужской истерики, а за гранью. Каждый из верховного квинтета КОМКОНа заслуживает глубокого почитания и прочая, и прочая, и прочая.
Однако приняли же злополучный вердикт! И как оперативно! И как безоговорочно!
— Кто?! — повторил Стрелок. И это был уже не вопрос. Просьба. Мольба.
— КОМКОН… — повторил лысый хрыч, указывая тоном на неподобающее поведение Стрелка.
— Виноват, Экселенц… — стушевался Стрелок. Попереминался. Повторил: — Виноват…
Не ободрил его Экселенц: «Ты не виноват». Сказал ему Экселенц:
— Иди. Иди и впредь не греши.
И Стрелок выполнил «кру-угом!» и пошел. Кто из вас без греха? Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
Стрелок — без греха. Обвинители не проклюнулись. Никто не осудил его.
Он искал встречи с остальными из верховного квинтета КОМКОНа. Он досаждал и осаждал. Он, в конце концов, охотился на них! Нет-нет, только в понимании выслеживал, ему только спросить…
Он-таки выследил — и не кого-либо, а Гуру. Самого престарелого и самого почитаемого из верховного квинтета. В КОМКОНе, разумелось, все равны. Но некоторые равнее. ГУРУ — равнее некоторых. Не провозглашалось, но разумелось. Хотя при утверждении очередного вердикта он неизменно голосовал против. И против. И против. Пацифистская блажь. Но принцип большинства есть принцип большинства. Расклад голосов — собственно, никто не делал тайны из расклада голосов. Один — всегда против. Кто тот один — никто не делал тайны и из этого. Гуру. Снова Гуру. Опять Гуру… Вот только из итогов голосования по закрытию Тагоры кто-то сделал тайну. Кто-кто?! КОМКОН и сделал!
Сам Стрелок априори испытывал к Гуру уважение, уважение и уважение. При том, что знал, как неизменно голосует Гуру на верховном квинтете. (А начет закрытия Тагоры, небось, «за»? В кои-то веки, а?! Пацифист блаженный! Или блажной?) Но Гуру есть Гуру…
И Стрелок ощутил мгновенную робость до слабости в ногах, когда очутился лицом к лицу с ним. Именно очутился — главное, внезапность, как на охоте. А то, понимаешь, избегают они его, что ли?!
Стрелок выследил престарелого Гуру в Степанакерте, на шумном достлуг-байраме, посвященном трехсотлетию нерушимого азербайджано-армянского братства. Очень многолюдный достлуг-байрам.
Стрелок очутился лицом к лицу с Гуру и брякнул от смущения:
— А я вас узнал! — с идиотической ухмылкой.
Еще бы не узнать Гуру, чье лицо известно любому землянину и не только землянину, но и любому!
— А я — вас… — произнес Гуру после томительной для Стрелка паузы. А глаза добрые-добрые!
Неловко-то как, массаракш! Стрелку ведь ничего не надо, ему только спросить…
Он не успел спросить, сформулировать не успел.
Гуру неловко размахнулся и влепил пощечину. Не больно. Однако звонко. И демонстративно. За что?!! Публично…
Публики на достлуг-байраме было с избытком. Публики, гомонящей, хохочущей, горланящей. И вмиг — вакуумная тишина.
— Спасибо. Я удовлетворен… — учтиво произнес Гуру. Потом вдруг сразу схватился за сердце, стал оседать, успев спросить у достлуг-байрама: — Можно, я лягу?
Лег. И больше не встал. Еще неделю продержался на стимуляторах — в Краславской клинике. И — ушел. Навсегда.
А Стрелок ушел в долгий, почти трехгодичный ступор. Даже запил. По-черному. Сказать бы, до цирроза, сохранись эта напасть со времен постсредневековья.
— Сопляк и дешевка! — орал на него Спец, брызгая слюной, приводил, что называется, в чувство. — Поднимись! Поднимись, говорю! Не молчи! Скажи что-нибудь!.. И-иех, сопляк и дешевка, хвостом тя по голове!
Стрелок не поднимался и молчал. Угрюмо. И лишь снова оказавшись один после очередного визита друга-Спеца, изредка риторически вопрошал вслух:
— За что?! Нет, главное, за что?! Кто-нибудь мне объяснит, за что?!
Никто. Никто ему так и не объяснил.
Время лечит все.
Но легкие рецидивы есть легкие рецидивы.
Стрелок, выйдя из трехгодичного ступора, вошел в стадию «Ах, так?!». Убедившись, что Тагора по- прежнему закрыта, он с упорством, достойным лучшего применения, затребовал свою капсулу, ту самую, да! Вместе с содержимым, конечно! Псевдо не псевдо, хомо не хомо — это его добыча. Выньте да положьте! У вас Тагора, значит, закрыта, и на Тагору, значит, никак?! И чудненько! А у него в музейной экспозиции брешь, и он эту брешь может скомпенсировать лишь за счет этого самого псевдохомо, именно этого, ибо другого не дано — закрыто. И вообще, о чем речь?! Товарищи ученые! Доценты с кандидатами! Не натешились с организмом (псевдо не псевдо, хомо не хомо!) за три-то года, пока Стрелок… мнэ-э… безмолвствовал?! Не натешились, значит? А плевать! Отдайте. Это моя добыча. Отдайте… Настырность хронического склочника. Станешь тут с вами склочником! Да, склочник! Вот и отдайте!
Отдали. Вам как — на руки? Или — в музей?
