пятикогтистых, — своеобразная корона из рук чуть пониже глазного венка. И это безмерное обилие членов лихорадочно двигалось: туловище изгибалось, чуть не складываясь наполовину, когтистые отростки впивались один в другой, руки взвивались и раскачивались. Яркие зеленые глаза вспыхивали и тускнели, а по телу и руконожкам бежало сияние, существо из жёлтого становилось оранжевым, потом красным, потом вдруг исступлённо синело, и весь исторгаемый им свет был именно светом, а не цветом, это было излучение внутреннего жара, а не меняющаяся внешняя окраска. И что всего больше поразило меня, стоны издавались не ртом, рта не было, а всем телом, всеми руками и отростками, каждая рука и каждый отросток, пульсируя и рассекая воздух, звучали своим особым звуком — хор их и порождал глухой, воющий, мучительный стон.
Одного взгляда на проходящее контрольные испытания творение лаборатории № 7 было достаточно, чтобы понять: весь организм диковинного существа пронзает жестокая боль.
— Живой объект АКН-1440 синтезирован для работ, какие не могут выполнять машины или какие требуют большого комплекса специализированных машин.
Я невольно вздрогнул, услышав спокойный голос Глейстона, его холодное равнодушие не вязалось с картиной страдания по ту сторону прозрачного барьера.
— Объект способен бегать, ползать, цепляться, но главная его специализация — карабканье по крутым скалам. Он может тащить наверх груз весом до сорока тонн и выбирать из кучи камешки диаметром в миллиметр. Своими мощными конечностями он свободно разрывает толстый железный прут, гнёт стальной рельс. Для него не составляет труда проделывать лазы в твёрдом грунте, он за час выцарапывает верхними головными лапам, и с когтями, равными по твёрдости корунду, трехметровый туннель в граните или диабазе. И он легко справляется сразу с двадцатью львами или тиграми, ударом туловища валит с ног восемь поставленных бок о бок слонов. К тому же он сотворён добродушным, абсолютно покорным воле поводыря. На его спине, кроме груза, могут поместиться три человека, он будет держать их нежно и надёжно спинными лапами, даже быстро карабкаясь вверх по отвесной стене. Наши биоконструкторы создали удачнейший образец универсального биопомощника для освоения неведомых планет. Я советовал бы вам, друг Арнольд, ввести в состав экипажа «Икара» и объект АКН-1440 или следующий за ним серийный номер.
К нам торопливо приблизился конструктор из лаборатории № 7.
— Я так понимаю ваше объяснение, друг Глейстон, что испытания модели 1440 можно считать завершёнными? Мы семь раз переделывали генопрограмму объекта. Друг Мугоро предъявлял такие требования…
— Нет, вы неправильно меня поняли, — отчеканил Глейстон.
— Объект недоработан. Он изгибает туловище только на сто тридцать градусов, а надо на сто восемьдесят. И он склоняется головой к пяте, не прижимая всю верхнюю половину к нижней, а образуя широкую дугу. Посмотрите сами, как ещё мало гибкости в таком изломе тела. Друг Муро заканчивает расчёт более совершённой геноструктуры объекта. Пока не все теоретические геновозможности реализованы, дело не завершено. Вы знаете моё правило: недоработок не выношу.
— А что совершается за прозрачной стеной, которую не пробьёт никакой сверхмогучий объект, вы выносите, Глейстон? — тихо спросила Глория.
Помню, меня встревожил почти шёпот, каким она заговорила с Глейстоном. Она, несомненно, была вне себя. Но я ещё не считал возможным властно вмешаться. Ещё не все было мне ясно.
Глейстон показал на щит. На одном из самописцев змеилась тонкая чёрная линия, над ней горизонтально протянулась толстая красная: чёрная линия толчками, всплесками поднималась вверх, её как бы насильно толкали к красной, и она отчаянно изгибалась, чтобы не совпасть с ней, а идти параллельно и на расстоянии. На соседнем приборе бешено скакали какие-то цифры.
Глейстон говорил тоном читающего лекцию профессора:
— На этом щите фиксируются все биоизлучения объекта. Красная линия — предел жизнедеятельности. Чёрная — состояние объекта в каждый момент. Совпадение чёрной и красной линий — смерть. Как видите, до смерти ещё около пятнадцати миллиметров. А цифры на соседней ленте — анализ крепости организма. Они указывают, где менять геноструктуру, а где ограничиться физическими упражнениями, усиливающими уже созданное умение. Вот этот приборчик, — он показал на ящичек, прикреплённый к щиту, — генератор команд, заставляющих объект продемонстрировать, на что он способен. Команды выдаются автоматически, по строго рассчитанной программе. Сейчас испытывается выламывание туловища, оно идёт на среднем уровне, минуты через две автомат задаст усиление.
— То есть муки биоробота будут ещё усилены? — все так же тихо спросила Глория.
Глейстон словно хотел её подразнить:
— Без мук нет совершенствования, друг Глория.
— А себя вы могли бы для самоусовершенствования подвергнуть муке, подобной той, какую мы видим за оградой?
— Вы имеете в виду принципиальную возможность? Нет ничего проще. Возьму генератор команд, переключу его на себя поворотом вон того рычажка и немедленно узнаю собственным страданием, что ощущает сейчас объект АКН-1440. Но делать этого не буду.
— Страшитесь собственного страдания, Глейстон?
— Не нуждаюсь в собственном страдании, дорогая Глория. Страдание — путь к совершенству, но не само совершенство. А я совершенен! О, не надо таких злых усмешек! Я бесконечно мало умею и значу. Но мои умения, основные мои умения, Глория, на пределе, больше их не развить. Мне просто некуда совершенствоваться. Я достиг своего потолка. Вы ведь не потребуете от быка, чтобы он постиг интегральное исчисление? Это выше бычьих потенциальных возможностей. Никаким страданием корову не сделать профессором математики. Нет, собственное страдание мне не нужно. Вам понятно?
Чёрную линию всплеском подняло выше, теперь она шла в грозной близости от красной черты. Предсказанное Глейстоном усиление мук начиналось. Ответ Глории прозвучал так тихо, что я наполовину услышал, а наполовину угадал:
— Непонятно, Глейстон. Я далека от совершенства. Мне свойственно одно страдание, вам абсолютно неведомое. И без него моя душа была бы пуста и низменна.
— Какое же это страдание, так возвышающее вашу душу?
— Страдание сострадания! — ответила она с горечью. Усиление нагрузок вызвало взрыв активности у ощетинившегося всеми отростками биоробота. Он ошалело взвивался и падал, изгибался, изламывался, судорожно свивал и разбрасывал свои руки и руконожки, засиял сумрачно фиолетовым светом, протяжный стон превратился в надрывный рёв. И прежде чем кто-то успел помешать, Глория схватила генератор команд. На вырвавшийся у неё крик боли немедленно отозвался дикий вопль Глейстона:
— Глория, вы погибнете! Отдайте генератор!
Он отдирал её руки, вцепившиеся в прибор. Она не давалась, она была сильна, потом, когда все осталось в прошлом, мы вспоминали, что ещё девочкой она брала призы по скоростному плаванию, занималась альпинизмом; справиться с ней было бы нелегко и мужчине посильней, чем Глейстон. А он оттаскивал её от щита, неистово молил и кричал — никто и думать не мог, что этот надменный, гордившийся своей выдержкой человек способен на такие отчаянные моления, на такие страстные признания.
— Глория, пустите! — кричал он. — Я не переживу, если вы!.. Убейте лучше меня, я люблю вас!.. Пустите, пустите! Дайте мне, пусть я погибну. Дайте мне! Молю вас, молю вас!
Они сорвали генератор со щита и упали, отчаянно борясь за него, на пол. Гюнтер, Мишель и биоконструктор пытались разнять их, но только вертелись вокруг двух катающихся тел. Биоробот, лишённый внезапно энергии, бессильно распластался на полу. Глорию и Глейстона сводила судорога боли, он резко рванул к себе генератор, прижал его к груди, но и она не выпускала прибора — обоих крутила и ломала та страшная сила, которая ещё минуту назад заставляла дико метаться исполинского синтетического зверя. Муро Мугоро, совершенно растерянный, выпучился на них, в глазах его был ужас, на лице застыла бессмысленная ухмылка. Я ударил его, он рухнул на пол. Я рывком поднял его, стукнул всем телом о щит:
— Немедленно отключай аппараты! Немедленно — или убью!
Он оттолкнул меня. Хлёсткий удар кулаком привёл его разом в чувство. Он стал возиться у щита, крикнув мне:
