— Отойдите! Не мешайте! Быстро отключаться нельзя!
Я не отходил от него. Я не смотрел на то, что происходит сейчас с Глорией и Глейстоном. Выручить их мог только Мугоро — это мне было ясно. И хотя меня мутила ярость и я едва удерживался, чтобы снова не пустить в ход кулаки, с невольным уважением я следил, как чётко, умело, чеканно точно манипулирует Мугоро клавиатурой кнопок и рычажков. Дело своё он знал — это не оспорить. Услышав ликующий вопль Глейстона, я обернулся. Ему удалось отшвырнуть Глорию от себя, Гюнтер с Хаяси подняли её, она не стояла на ногах, глаза были закрыты, снежно-белое лицо искажено, губы что-то шептали. А Глейстон изламывался всем телом на полу, не отпуская генератора, биоконструктор пытался поднять его, Глейстон не давался и кричал тонким, ликующим, рыдающим, полным радости и муки, криком:
— Спасена! Спасена! Спасена!
— Аппараты отключены! — крикнул Мугоро, поворачивая последний рычажок, и кинулся к Глейстону.
Судорога, ломавшая Глейстона, затихала, он вытянулся, выпустил из рук генератор, закрыл глаза. Только теперь он разрешил себе потерять сознание — именно разрешил: до этой минуты, исступлённо борясь за жизнь Глории, он не мог позволить терзавшей все его клетки боли одолеть себя. Что бы ни думали об этом необыкновенном человеке, но все свои духовные и физические способности он держал на пределе, его надменные слова о собственном совершенстве не были чванливой похвальбой.
Друзья понесли Глорию в кабинет Мугоро, она все не приходила в сознание. Глейстон очнулся, биоконструктор помогал ему двигаться. Мугоро вошёл внутрь отгороженного прозрачной сталью помещения, потрогал неподвижного робота.
— Умер! Внезапный отток энергии изо всех клеток… Это хуже, чем удар кувалдой по голове…
— Кстати, об ударах, — со злостью сказал я. — Вы можете отдать меня под суд за избиение, но предварительно я вас с Глейстоном выгоню с Урании.
Он снова улыбался своей дурацкой улыбкой. И хотя мне было не до смеха, как, впрочем, и ему, я тоже непроизвольно ухмыльнулся на его ухмылку — и от этого ещё больше рассердился.
— К вашему кулаку у меня претензий нет, — сказал Мугоро.
— Аргумент был веский и своевременный, зачем мне обижаться? А из лаборатории меня выгнать нельзя, мы с ней одно целое. Она погибнет без меня. Конечно, вы можете закрыть лабораторию, но стоит ли?
— Пойдёмте к пострадавшим, Мугоро.
Глория, уже в сознании, лежала на диване. Глейстон, опираясь рукой на плечо биоконструктора, стоял посередине комнаты.
Увидев меня и Мугоро, Глория приподнялась. Хаяси бережно поддержал её.
— Что с биороботом, Арнольд?
— Умер, — коротко ответил я.
Она повернулась к Глейстону.
— Вот что вы наделали! Вас не терзает совесть? Неужели вам не знакомо горе?
Он засмеялся. Он ещё не пришёл в себя полностью. Было что-то истеричное в его тихом смехе.
— Горе придёт, когда вы уедете, Глория. А сейчас я испытываю только радость. Вы погибали на моих глазах, погибали в моих руках!.. Это такое счастье, Глория, такое счастье, что вы живы! Боже мой, поймёте ли вы меня? Я ведь видел, как вы погибаете… Это было непереносимо, это было так страшно, Глория!..
— Арн, в твоих руках власть, — с волнением сказал Хаяси.
— Ответь нам: воспользуешься ли ты наконец своей властью?
— Отвечаю: воспользуюсь!
Я решительно повернулся к Глейстону.
— Вы сказали, что горе к вам придёт, когда Глория улетит с Урании. Горе придёт раньше, друг Глейстон. Увольняю вас с поста директора Биоконструкторской Станции. Вы возвратитесь с нами на Латону, там решат, что вам дальше делать.
Он высокомерно смотрел на меня. Теперь он был в полном сознании.
— Не преувеличиваете ли вы свои возможности, друг Арнольд? У вас нет права снимать меня с должности, это может сделать только Академия на Земле.
— Права снимать вас нет, а власть сделать это — есть. Вашу должность укажет Земля, возможно, она возвратит вас обратно на Уранию. А пока вы займёте одну из пассажирских кают «Икара». И если откажетесь, я прикажу связать вас верёвками и внести на корабль, как груз. Вот такая ситуация.
Он церемонно поклонился.
— Ситуация ясна. Обойдёмся без верёвок.
— Что будет с геноструктурной? — спросил Мугоро. — Вы её закрываете?
Я сердито отвернулся от него. Я опасался, что опять отвечу улыбкой на его неуместный, но дьявольски заразительный смешок.
— Пусть временный директор БКС решает, как быть с геноструктурной.
Глория снова приподнялась.
— Арнольд, вы хорошо подумали, кого назначаете директором Станции? От этого человека будет зависеть все направление исследования!
— Вы сами установите направление исследований, Глория. Я оставляю вас временным директором Станции. И надеюсь, Земля превратит временность в постоянность, если, конечно, у вас самой не появится каких-нибудь возражений.
Спустя три месяца, уже на Латоне, я докладывал Мареку о событиях на Урании.
— Можешь огреть меня выговором, но поверь: иначе я поступить не мог. И я прошу тебя, сделай все, чтобы Глейстон не возвратился на Уранию. Человеку с его способностями можно найти дело и на других планетах. Информирую, что на «Икаре» он держался пристойно — правда, упорно пренебрегал нашим обществом, почти не выходил из каюты, но других протестов не было.
Марек рассеянно глядел куда-то вдаль. Мне казалось, я понимал его состояние. Я сказал, волнуясь:
— Знаю, знаю, очень подвёл тебя! Ты хотел возвратиться на Землю с Глорией…
Он оторвался от трудных дум.
— Что поделаешь, Арн? Не судьба мне прощаться с космосом. И вдуматься — нашли бы мы с Глорией счастье на преждевременном покое? Не тосковали бы на милой зеленой Земле о дальних краях?.. Глория всегда мечтала об исследованиях, какие можно поставить только на Урании. Надеюсь, Земля утвердит её директором БКС. Буду утешаться её радостью… Давай поговорим о вашем следующем рейсе, Арн.
— Давай поговорим, — согласился я.
Глава шестая
ЧУЖАКИ В РАЮ
Марек отправил Глейстона на Землю, там он, слышал я потом, занялся расчётом биоструктур и создавал на бумаге таких зверей, что сам всетворитель господь — если бы он существовал — в ужасе бы отпрянул. Некоторые из теоретически разработанных Глейстоном тварей были реально синтезированы — модели более простые, естественно. А мы на «Икаре» умчались дальше в том же отведённом нам регионе В-24, НК-17. И ещё долго стойкой темой бесед в салоне были события на Урании. Непосредственные участники — Хаяси, Менотти — все снова с наслаждением описывали происшествие: и мою драку с Мугоро, и спасение Глории, и все прочее. Хаяси критиковал глейстоновскую теорию страдания как путь к совершенствованию, доказывая, что в ней есть крохотное рациональное зерно — без преодоления трудностей нет дороги на высоту, — но превращать любую трудность в страдание чудовищно. Однажды Елена, слушая Хаяси, воскликнула:
— В человеческих преданиях есть сказание о рае, где отсутствуют муки и тревоги. А мы в своих странствиях и намёка на рай не встречали, зато адских местечек сколько угодно. Везде страдания — естественные и искусственные. Ужасно хочется побывать в настоящем добром раю. Чему ты посмеиваешься, Гюнтер?
Он выразительно пожал плечами:
— Рай — общежитие святых, Елена. А разве мы святые? Скорей, неисправимые грешники. Впусти таких в благоустроенный рай, он покажется нам хуже ада.
