по лестнице. Его опередил князь Голицын, влекший за собой дворецкого.
— Стучи, — шепотом велел Голицын слуге.
Дворецкий забарабанил в запертую дверь:
— Ваша светлость! Ваша светлость! — закричал он. — Ваша светлость!
— Что такое? — послышалось из-за двери. — Кто там? Что случилось?
— Ваша светлость, — зашептал дворецкий, — скорее, скорее! Выходите, беда…
— Что еще? Что за беда? — проговорил герцог.
Затем он еще что-то говорил, но из-за двери невозможно было ничего разобрать, так как он приглушил голос и разговаривал с кем-то, кто был внутри комнаты. Затем щелкнул замок, дверь отворилась и показался сам герцог Бирон.
— Ваша светлость, вы арестованы по приказу правительницы Анны Леопольдовны, — воскликнул князь Голицын, едва увидев регента.
— Что? — проревел Бирон.
Но тут он был схвачен, и двое гвардейцев повлекли его по коридору в собственные покои герцога. Им предводительствовал все тот же дворецкий, указывая дорогу. У комнаты, из которой вышел герцог, остались только Боратынский и Голицын.
Иван вбежал внутрь, но никого не увидел. Лишь широкий полог кровати герцога колебался. Боратынский кинулся к нему и резко отодвинул ткань в сторону. За пологом стояла она — Любава — бледная, с заплаканным лицом, платье ее было в беспорядке, она прижимала руки ко рту, будто сдерживая готовящийся вырваться крик.
Увидев Ивана, девушка еле слышно охнула и покачнулась. Боратынский, ничего не говоря, протянул к ней руки, и она упала прямо в его объятия. Он прижал Любаву к себе. Потом слегка отодвинул волосы и заглянул ей в лицо:
— Что ты? Как?
Любава не могла отвечать. У нее не было сил.
— Ты… — Он не решался спросить. — С тобою все в порядке?
— Да, да, — выдохнула она. — О, как я счастлива… Еще немного, и я бы умерла…
— Слава Богу. — Боратынский вновь прижал девушку к себе и губами коснулся ее волос. — Любимая…
Любава ответно обхватила руками молодого человека за плечи и прильнула к нему.
— Уведи меня отсюда, скорее… Я боюсь… — прошептала она.
— Ничего не бойся, — ласково ответил Иван, — он не причинит тебе вреда… Никогда более… Ни тебе, ни кому-либо другому…
Девушка отпрянула и подняла голову, заглянув прямо в глаза возлюбленного. Губы ее задрожали. У Ивана захватило дух: как хороша она была в этот момент! Ему захотелось подхватить ее на руки и никогда более не отпускать и никому более не показывать, чтобы никто не смел посягнуть на его счастье…
— Скорее, нам нельзя здесь долее задерживаться, — донесся до молодых людей голос Голицына.
— Да, верно, — пробормотал Иван.
Он снял с себя плащ и накинул его на Любаву, укрыв ее разорванное платье. Белая шея и грудь мелькнули в темных складках и скрылись. Боратынский перевел дух.
— Бежим, скорее. — Он протянул Любаве руку.
Через несколько минут трое молодых людей покинули дворец герцога.
— Черт побери, — рассмеялся Голицын. — У нас нет экипажа, а для Любови Николаевны он, без сомнения, понадобится. Как же мы об этом не подумали? — озадачился он.
— Ничего, — прошептала девушка. — Я дойду и пешком.
— Ты уверена? — Боратынский приобнял ее.
— Да, только побыстрее бы уйти отсюда…
«Уж лучше пешком да куда угодно, — подумала Любава. — Сюда-то я приехала в роскошной карете…»
— Надобно торопиться. Куда вы хотите пойти? — спросил Голицын девушку.
— Не знаю… Может быть, к тетушке? — нерешительно произнесла она. — Больше некуда…
Конечно, идти к графине ей не хотелось. Нет, Любава ни в чем не винила тетушку. Она сама просила провести ее к Бирону, и Агния Петровна лишь выполнила ее просьбу. Более того, тот человек, ради которого она так рисковала, теперь свободен и рядом с ней, и держит ее в своих объятиях. Да и идти ей больше было некуда. В дом князя Голицына, в котором она жила, представляясь молодым человеком? Когда никто не подозревал, что она женщина, это было еще возможно, но теперь…
— Да, к тетушке, — уже твердо повторила Любава.
17
— Кто там? Любовь? Но Боже мой, что за вид у тебя? И что за люди с тобой? — встретило молодых людей восклицание старого Багрова.
— Папенька… — изумилась Любава. — Вы здесь?
Никак она не ожидала, что в доме тетки окажется ее отец. Агния Петровна сидела, опустив глаза, и ни взглядом, ни жестом не давала понять племяннице, что она чувствует и что здесь происходит. Графиня лишь стискивала руки да кусала губы.
— А где же мне еще быть, как не здесь? — продолжал Багров. — Когда дочь бежит из дома самым скандальным образом, то что же должен делать отец?
— Но, папенька…
— Нет уж, помолчи! — Николай Платонович поднялся с кресел.
Лицо его выражало сильный гнев. Он прошелся туда-сюда по комнате, оглядывая молодых людей:
— И вот я нашел свою дочь, и что?.. В каком она виде? Что за человек с нею? И можно ли ее все еще почитать порядочной девицей? Или я уж должен сказать ее жениху, господину Минину, что невеста его скоро отправится в монастырь?
— Так я, пожалуй, оставлю вас, — произнес князь Голицын, который сопровождал Боратынского и Любаву в дом графини Болховской.
— Что? Кто? — поднял голову Багров. — Кто вы?
— Князь Василий Голицын, — поклонился молодой человек.
— Да?.. — Николай Платонович пожевал губами, будто примериваясь в голове к услышанному. — Князь Голицын? Что же, сударь, что вы тут делаете?
— Ничего особенного. Просто я счел своим долгом препроводить Любовь Николаевну и господина Боратынского в сей дом. Теперь же, полагаю, мой долг исполнен, и я, со спокойной душой, могу откланяться, — при этих словах князь Василий коротко кивнул головой и исчез, не желая более участвовать в столь семейном деле и быть свидетелем разбирательства отца и дочери.
— Откуда же князь вас препровождал, что вы в таком виде? — опять повторил Николай Платонович. — Я требую объяснений сей же час! И что это за молодец с тобою, Любава?
— Это очень… очень долгая история… — начала было девушка. — Тетушка! Помогите же мне! — обратилась она к графине.
— Ну что… Ну что я могу сказать, — замялась Агния Петровна. — Ах, это такая длинная история…
— Длинная или нет, мне надобно знать, в конце концов! Наша семья опозорена! Я, ты… Мы сделаемся притчей во языцех! Если только господин Минин согласится жениться на тебе, тогда, возможно, твоя честь хоть немного восполнит тот ущерб, который ты нанесла ей сама.
— Сударь! — Боратынский, взяв руку Любавы в свою, вступил в разговор с Багровым. — Позвольте мне сказать…
— Кто вы, сударь? — возмущенно поднял брови Николай Платонович.
