живет своей собственной, ни на что не похожей жизнью, город, переживший тысячелетия такой разной истории? Кто вообще мог бы такое подумать?»
Алексей обождал, пока пройдут солдаты. Теперь в городе остались только караульные у высокой стены… шесть человек в черных чешуйчатых одеяниях, неподвижные, словно застывшая лава вулкана. Шесть против одного… мм, многовато. Нет, шанса выиграть «бои без правил» у него не было.
Алексей чуть привстал. Можно бы, конечно, попытаться взобраться на эту стену… Вон ведь лестница к храму, ступени, ведущие прямо на небеса. Глянешь вниз, и голова кругом пойдет – такая высотища. Сколько ж там ступенек? Триста? Четыреста? На глазок не прикинешь… Да хоть бы и меньше, хотя бы и сто… кто ж сможет забраться на такую высоту и остаться незамеченным? Разве что жучок-паучок!
Удары гонга смолкли. Издалека лишь долетали вскрики бронзовых труб. И все. В городе царила мертвая, совершенно мертвая тишина. Долина мертвых домов, одиноких улиц, пустых садов и покинутых деревянных телег.
Лестница! Алексей Холодов глянул на сидевшую в клетке Веронику. Лестница. Только она может привести его к Нике. «Я не смогу вытащить ее из этой клетки, но все равно она должна знать, что я – здесь, вместе с ней. Слабое утешение, конечно, но оно даст ей хоть искорку надежды на спасение… Хотя бы это. Даже если бы генерал Бикенэ прислал сюда все свои войска, пленных сто раз успели бы убить и никто не смог бы помешать этому».
Он сидел за садовым заборчиком и пристально следил за караульными. Истуканы, стоят себе, не шелохнутся, головы и то не повернут, взгляд тупой. «А ведь это здорово, – пронзило Холодова. – Это очень даже здорово! Если я выйду вон с той стороны, они меня и не заметят. Город пуст – никто меня не увидит, когда я поползу по этой чертовой лестнице».
Медленно, не покидая тень садовой стены, Алексей пополз к цели. Пробрался вдоль дома. Затем вскочил на ноги и, перепрыгивая от одного дома к другому, бросился к гигантской лестнице. Только бы на нее взобраться… только бы перебежать огромную площадь.
Только площадь. Всего лишь площадь… подумаешь, каких-то шагов сорок. Сорок смехотворных метров… но сорок метров на виду у всего города, сорок опасных шагов в пустоту, тридцать прыжков в неизвестность. Да еще сумасшедшее количество ступенек к молчащим небесам.
«Невозможно, – думал Холодов. Сердце бешено билось, в голове шумело. – Ну, не в мертвом же я городе, в самом-то деле. Тысячи живых и любопытных людей притаились у окон… я и десяти шагов не смогу пройти по площади, как меня схватят».
Алексею казалось, что голова его плавится под шлемом, плавится. Солдаты шли не только в горы на его поиски, нет, они прочесывали улицу за улицей, дом за домом. Каждый садик, каждый угол, каждую щелочку. За ним будут охотиться как за чумовой крысой…
Выбора не было: стена с клетками… Вероника…
«А я – солдат, – внезапно вспомнил он. – Черт побери, и чего прячусь-то? На мне ж их форма. На улицах сейчас одни солдаты сплошняком. Бог наглых и находчивых, помоги мне…»
И, натянув шлем поглубже, Холодов опрометью бросился к лестнице. Он старался не глазеть по сторонам. И прошел всю площадь, добрался-таки до заветной лестницы.
Сорок маленьких вечностей, сорок шагов назло смерти… С ним ничего не случилось, его никто не убил, никто не остановил на полпути! Холодов замер, с трудом переводя дыхание. Затылок пекло нещадно, словно солнце обрушилось с небес на землю, а по ошибке придавило только его одного. Алексей глянул на лестницу, на крутые ступени, бегущие к небу, и поджал губы.
– Я никогда до них не доберусь! – процедил он сквозь зубы. – Господи, это… это с ума сойти! – и торопливо огляделся по сторонам. Наверху висели клетки, под ними, словно высеченные из камня, стояли караульные. А город был по-прежнему мертв. Перед глазами Холодова плыл душный туман, обволакивал ступени… Алексей промок насквозь, словно только что переплыл бурную реку, пот смертного ужаса застилал глаза. Лестница! Лестница…
И он начал подниматься. Ступенька за ступенькой, только не нужно торопиться, только не дергаться.
«Они все видят меня, – думал Алексей. – Все солдаты, прочесывающие улицы, все жители города. Да нет, скажут они, это не он. Не он это. Таких наглецов в природе не бывает. Лезет прямо у нас на глазах к клеткам… это невозможно. Давайте искать дальше. Да-да, именно так они и скажут.
Интересно, какая сволочь изобрела эту лестницу? Повелитель всех чертей мира? Кому только в голову так моча ударила? Жестокий мозг, ой какой жестокий… Понастроили тут. Господи! Как же я ненавижу все эти лестницы! Господи, Боженька ты мой, помоги мне…»
Каждая ступенька отвоевывалась в неравной борьбе со свинцовой тяжестью в ногах. Каждый шаг превращался в танцы на расплавленном свинце. А лестница все бежала и бежала к небесам. «Вперед же, – понукал себя Алексей. – Вперед! Ты же солдат, вот и представь, что получил такой приказ хрен знает от кого. Сотни глаз смотрят на тебя сейчас, ты сросся с этой лестницей, она входит в программу твоих индивидуальных тренировок. Двести, триста ступеней? Да это ж смешно, мужик!»
Узники на стене увидели его. Теперь он слышал истеричные вопли Шелученко, он видел светловолосую головку Вероники, она стояла у решетки и, вытянув руку в его сторону, показывала на него кому-то из соседней клетки. Господи, да это же… это Пашка! Пашка Савельев, жив, курилка!
И тут до Холодова долетел крик Павла:
– Идиот, кто бы ты ни был! Слышишь?! Сумку спрячь! Сумку! Идиот! Прешься в форме солдата Мерое и с европейским рюкзаком в руках! Идиот!
– И в самом деле, идиот! – подхватил Ваня Ларин. – Но какой смелый идиот…
Холодов продолжал восхождение. За стеной бежала длинная крытая галерея, заканчивающаяся где-то в пирамиде. Холодов сполз с лестницы в этот переход. Теперь его было не видно с площади. Стена надежно укрывала его. Алексей сел на холодные плиты пола и зашелся в надсадном кашле. Сил больше не было никаких. Все! Над ним нависала стена безжалостного храма, где-то здесь скрывается святая святых этого странного города.
Он зажмурил глаза, жадно хватая ртом воздух, каждый его глоток давался с болью, распарывал грудь.
«Ты смог, дурачок! У тебя все получилось! Вниз ты больше уже не спустишься, но сюда-то ты добрался, хотя и думал, что это невозможно. Но на большее ты, братец, уже не способен…»
Не способен?
Он сделал еще пару глубоких вдохов, а потом решительно поднялся на ноги.. «Они висят где-то совсем близко», – подумал Алексей. А потом осторожно перевесился через стену.
Под ним, метров на пять ниже, висели клетки на огромных железных крюках. Узники смотрели на него. Кто испуганно, а кто и очень зло.
– Проклятый идиот! – выкрикнул Савельев. – Что тебе здесь нужно? Почему ты не вернулся и не позвал подмогу? Ты же погибнешь, дурень! – Павел и не замечал, что кричит по-русски.
Холодов кивнул. «Все верно, – подумал он. – Но все бесполезно, даже помощь извне. Более безвыходной ситуации я еще не видел».
И перебрался через стену на огромный каменный выступ. Стянул шлем с головы…
– Ника! – крикнул Алексей. – Ника! Это я! Я! Ты жива, жива…
Вероника намертво вцепилась в прутья железной решетки. Этот голос был подобен грому среди ясного неба. У девушки перехватило дыхание… она почувствовала, как рвется из груди сердце, как летит оно вниз с безумной высоты, разбиваясь о камни на тысячу осколков. Вероника медленно сползла на пол клетки и потеряла сознание…
… Нефру-Ра, пошатываясь, вышла из покоев сына Солнца и тихо шепнула рабыне с бронзовой кожей:
– Уведи меня отсюда, пожалуйста, мне нехорошо.
Коридоры были пустынны, Нефру-Ра шатало из стороны в сторону. «Наверное, я устала, – подумала молодая женщина. – Все время не отхожу от Мин-Ра. Да и вода в амфоре была сегодня просто отвратительна…»
Бронзовокожая рабыня-мероитка с испугом поглядывала на Нефру-Ра. Эта стройная девушка с узким коротеньким подбородком и длинными пальцами многим казалась каким-то длинным, острым шипом. И
