что уже мысленно разговаривает с Ним. Он спас ее от позорного конца. А главное, избавил Игоря от непосильного груза вины, которую она невольно возложила бы на него своим поступком. Елена корила себя за минутную слабость на мосту и благодарила судьбу, пославшую ей случайную спасительницу. Но если она чувствует раскаяние, надо ли идти в церковь, ставить свечи, совершать ритуал формальной благодарности?
Елена по возможности ускорила шаг. В сквере перед церковью нетерпеливо прохаживалась взад-вперед Татьяна. Она подняла воротник пальто, ноябрьский ветер продувал насквозь.
– Наконец-то. Я думала, ты на машине подъедешь прямо к церкви. Игорь что, тебя раньше высадил? – Татьяна слегка обиделась на подругу за опоздание. – Я вся промерзла, уже в церковь заходила погреться. Свечу поставила во здравие близких.
– Вот и хорошо, что ты уже все необходимое сделала, – отозвалась Елена. – Я сегодня в церковь не пойду.
Татьяна удивилась:
– Зачем же ты приехала? Давай хотя бы на минутку зайдем.
– Нет, нет. Я навестила родные места, а в церковь как-нибудь в другой раз, – решительно заявила Елена. А про себя подумала: «Если и пойду в храм, то одна. Компания мне в этом – помеха».
Чтобы сгладить свой отказ, Елена переменила тему:
– Ты с кем сыночка оставила, с Нелей? Пойдем скорее. Малыш, наверно, соскучился по маме. Мне очень хочется на него посмотреть. Целых полгода племянника не видела. Небось вырос – не узнать!
– С тобой не соскучишься, – заметила Татьяна, поражаясь, с какой быстротой Елена меняет свои планы.
Женщины вновь вышли на канал, теперь уже вместе.
8
Наступивший декабрь походил на тусклый, запутанный сон. Тьма и промозглая сырость на улицах.
Коричневая жижа растаявшего снега под ногами.
Едва замеченный промельк короткого дня. В темноте горожане отправлялись на работу, в темноте возвращались домой. Дома, в четырех стенах маленького мирка, каждому светило индивидуальное солнце – сверкающая бликами люстра или голая лампочка.
Игорь метался между двумя светилами. Марш-бросок через полосу декабрьской сырости разбивал домашний вечер на два осколка. Встречи с Вероникой, без которых Игорь теперь не мог обойтись, требовали от него много энергии. После бурных ласк хотелось покоя и отдыха, но для этого надо было перекинуть свое уставшее тело на другой конец города. Там его ожидала Елена. Она встречала Игоря с неизменной приветливостью и добротой. И это не было наигранным чувством. Елена приняла свою судьбу. Она говорила себе: «Живу как отрезанная от главной магистрали железнодорожная ветка». Это сравнение пришло ей на ум, когда рядом с ее домом на площади Мужества случилась авария метро. Затопило подземный туннель. Целый район оказался отсеченным от центра Петербурга. Однако на оторванном стихией участке продолжали курсировать поезда.
Выходные Игорь проводил дома, с Еленой, – загонял свой «состав» в тупик. В такие дни он ощущал непонятное беспокойство: взятый темп жизни требовал выхода. Он не мог безмятежно валяться на диване.
Как-то в воскресенье он занялся расчисткой антресолей. На объемистых полках скопилось много лишних вещей. Здесь были и оставленные Ефимом учебники по журналистике, и сломанные утюги, и вещи Елены, о которых она успела забыть. Игорь, стоя на высоком табурете, извлекал с антресолей очередную археологическую находку и выставлял ее на суд Елены. Она решала: помиловать вещь, то есть продлить ее заточение на антресолях, или выбросить. Игорю пришлось несколько раз спуститься во двор, вынести на помойку ненужные книги и журналы, старые пластинки и сломанный патефон. Когда он в очередной раз вышел из квартиры, Елена с волнением раскрыла деревянный ящик-мольберт, снятый им с антресолей, и стала разглядывать тюбики масляных красок. Как давно она не прикасалась к ним! Пожалуй, теперь она не сможет писать маслом – руки совсем непослушны.
Может быть, гуашь? Здесь же был набор разноцветной гуаши в пластиковых стаканчиках, но краски в них безнадежно высохли. Однако вид мольберта и красок воодушевил Елену. Мысли ее скачком метнулись к картине мутной воды под мостом. Если бы удалось переложить на холст чувства, которые она тогда испытала.
Вернулся со двора Игорь, и Елена сказала ему, что хочет вновь заняться рисованием. Она попросила Игоря купить ей-бумагу, картон, кисти, гуашь. Игорь пообещал выполнить заказ. Но сейчас его заинтересовала другая находка: запыленная монография по магнитным полям. Игорь перелистнул пожелтевшие страницы, попытался вчитаться в текст. Но скоро понял, что изрядно подзабыл тонкости теории поля.
Он слез с табурета, присел на диван и уже внимательно прочел параграф. Да, Шурик говорил, что новый прибор по измерению биополя основан на описанном в книге эффекте. И тотчас мелькнула оригинальная мысль в развитие идей Шурика. А что, если...
– Слушай, Елка, – обратился он к Елене, – ты еще помнишь теорему Максвелла?
– А как же, слово в слово, – пошутила она.
Присев рядом, она ощутила твердое, мускулистое плечо Игоря. Раньше они часто сидели так и молчали об одном. Теперь мысли каждого растекались по своему руслу. Елена вспоминала о прежнем, счастливом времени. Игорь продолжал размышлять над заключенной в формулу закономерностью и решил, что завтра надо обсудить этот вопрос с Шуриком. Возможно, на основе формулы удастся измерять новые параметры биополя.
Голова Елены опустилась на плечо Игоря. Он отложил книгу и обнял хрупкую фигурку. Какая Елка теперь худенькая. Выступили ключицы, руки обвисли, как плети традесканции, падающие за край цветочного горшка. Они не способны даже погладить его по щеке, взъерошить волосы. Игорь попытался вспомнить причудливые ласки прежней Елены: сумасшедшие фантазии, сдерживаемые врожденной стыдливостью. Но воспоминания эти были сухи, как опавшие листья. Зато эротические игры с Вероникой неожиданно отозвались в его теле сладкой волной. Ее нежности были четко выверены и подкреплены знанием врача- рефлексотерапевта. Елена была подобна неопытному композитору, импровизирующему за роялем. Зато Вероника – классный исполнитель! Игорь почувствовал себя виноватым: думает о Веронике, сидя с Еленой. Он осторожно скользнул пальцами по ткани ее халатика, нащупывая едва заметные пуговички сосков. Хотел доставить Елене хоть маленькое удовольствие. Но даже через слой материи ощутил пустоту мешочков, которые назывались грудью.
Елена отодвинулась. Игорь с облегчением опустил руки. Трудно пересилить физическое отторжение – разум здесь не помощник.
– Переезжай к Веронике, – нарушила молчание Елена. – Все равно ты мыслями с ней. И сейчас думал не обо мне.
Она откинулась на подушку в изголовье дивана и спокойно посмотрела на Игоря. Игорь нервно задвигался. Почесал шею, перекинул ногу на ногу, потом похлопал себя по бедрам, будто не зная, куда деть руки.
– Ну что ты накручиваешь. Елка. Я вовсе о ней не думал. Да, я бываю там иногда. Но рядом с Вероникой – только моя плоть. Душа моя всегда здесь. Ты знаешь: незримая нить, как пуповина, навсегда связала меня с тобой Елена усмехнулась. Прежде она не замечала в нем склонности к выспреннему стилю. Видимо, изящные речевые конструкции служат ему теперь барьером, охраняющим их с Вероникой мирок. Ладно, она примет его игру. С легкой иронией Елена произнесла:
– Души слишком мало для счастья. А моя плоть молчит, потому что мертва. Возможно, Бог наказал меня за то, что прежде я не ценила его дар. Отдавала тело нелюбимому мужчине. А теперь, когда со мной ты, любимый, мне нечем одарить тебя. Я пуста и холодна, как бутыль от выпитого вина.
– Не говори так. – Игорь понял, что нарочитый пафос речи Елены – ответ на его штампованный стиль. И сказал просто и искренне:
– Елочка, дорогая, то, что ты мне даешь, никто дать не сможет. Тем более Вероника. Понимаешь, от Ольги я ушел без всякого сожаления. А уйти от тебя не в силах. Такой парадокс. Елка, родная, не прогоняй
