Здесь Елена сидела днем – листала художественные альбомы, разглядывала иллюстрации книг. К возвращению Игоря она обычно уходила в свою комнату, но иногда Игорь просил ее остаться, обсудить какие-то волнующие его темы. Однако такие беседы вдвоем случались все реже и реже. Обычно Игорь один сидел за компьютером.
Гостиная обычно пустовала. Тридцатиметровая комната с двумя широкими окнами и балконом напоминала роскошную трапезную в каком-нибудь музее.
Посередине комнаты стоял большой овальный стол, накрытый белой скатертью. Благоухали всегда свежие, благодаря стараниям Зои Платоновны, цветы. Легкие тюлевые занавеси слегка колыхались от ветра, постоянно дующего с Исаакиевской площади. Эта комната была самым холодным помещением в квартире.
Оживала и нагревалась гостиная лишь по воскресеньям, когда там проходил традиционный послеобеденный сбор.
Комната Елены сохранила тот же вид, что на площади Мужества. Елена перевезла старую мебель, не захотев с ней расставаться. Кровать, помнившая их с Игорем ночи, диван, письменный стол. За этим столом Елена теперь рисовала. Поскольку она могла работать только пальцами, не поднимая рук, то садилась прямо на стол и водила кистью по распластанному перед ней листу бумаги. Пятна, наносимые ею на поле картины, не имели определенных очертаний, но цветовые сочетания были неожиданны. Они останавливали взгляд любого зрителя, даже равнодушного к абстрактной живописи. Зоя Платоновна удивлялась игре красок на картинах, Вероника находила в них болезненную патологию. Игорь считал работы Елены интересными, но они вызывали в нем тоску и беспокойство.
По субботам в квартиру приходила «прачка» Валентина, или просто Валя. Хотя ее называли прачкой, она не только стирала белье. Стирка белья на суперсовременной машине перестала быть проблемой. Валя делала еженедельную уборку в квартире: пылесосила ковры, протирала пыль, гладила белье.
За Зоей Платоновной оставалась только кухня. Валя приехала из деревни и работала дворником за площадь. Муж ее, бывший сантехник, по глупости, как говорила Валя, был втянут в квартирную кражу и теперь отбывал срок. Валя тянула двоих детей одна, потому и откликнулась на приглашение Зои Платоновны.
Елена теперь редко бывала на людях, круг ее общения резко сузился. Нечастые визиты Татьяны – вот, пожалуй, и все. Может, поэтому она сблизилась с жизнелюбивой Валентиной. Той было чуть больше сорока, но выглядела она старше своих лет: жилистая, как у лыжницы, фигура, лицо с сетью ранних морщин, короткая мужская стрижка. Несмотря на свою мужеподобную внешность, Валентина была по-женски внимательна и чутка к людям. Она приняла близко к сердцу и переживания Елены, и ее болезнь. Хотя Елена сама ни на что не жаловалась, Валентина мало-помалу вытянула из нее все потайные печали. Узнав, что у Елены пропали месячные, она только всплеснула руками. «Знаю я одну травку, – сказала Валентина, – у нас в деревне ее давали всем худосочным. Враз бабы расцветали». Родная деревня Валентины находилась не за тридевять земель, а близко, на Вологодчине. Так что в ближайшие праздники Валя и съездила за чудо- травой.
Елена стала пить лечебный отвар. Эффект не замедлил сказаться, однако не тот, что она ожидала.
Елена заметила, что начала толстеть. Стала массивнее нижняя часть тела. Ноги обрели былую крепость и форму. Теперь она уже не казалась высохшей мумией. Только малоподвижные руки по-прежнему выглядели дистрофичными. Рассматривая себя в зеркале, Елена находила сходство с грушей. Постепенно и верхняя часть «груши» начала раздаваться.
Налились груди. «Теперь Игореше было бы нелегко носить меня на руках, ишь как отяжелела», – подумала Елена, вспоминая трудные, но счастливые дни на море. Дни до знакомства Игоря с Вероникой.
10
По воскресеньям большая квартира оживала, наполнялась шумом и суетой. Жильцы хаотично, как молекулы в капле воды, сталкивались в каждой точке пространства: в коридоре, кухне, ванной.
Жить большой семьей оказалось непросто. Особенно для людей, вкусивших свободу личного бытия.
И Вероника, и Зоя Платоновна долгое время существовали отдельно. Елена умела сживаться лишь с одним близким человеком. Вначале это была дочь, потом Игорь. Игорю казалось, что все вернулось на круги своя. По воскресеньям в доме было так же суматошно и неуютно, как и в его старой семье, откуда он бежал.
Постепенно установился особый распорядок выходного дня. Игорь после завтрака уходил в тренажерный зал. Он отклонил желание Вероники сопровождать его туда. «Надо отдыхать друг от друга, – мягко пояснил он. – Мы с тобой и так проводим вместе слишком много времени: и на работе, и дома». Зоя Платоновна наносила визиты приятельницам или посещала выставочные залы, где пенсионерам была скидка на входную плату.
Теперь постоянно где-нибудь экспонировались то мебель, то одежда, то больничное оборудование, то новинки бытовой техники. Устраивались эти экспозиции для того, чтобы партнеры по бизнесу обрели друг друга, но горожане тоже любили приходить в красивый мир выставочных павильонов.
Волей-неволей на кухонное дежурство заступали Вероника с Еленой. У Елены окрепли пальцы. Она быстро и ловко резала салаты и заправку для супа на низеньком столике, установленном в кухне специально для нее. Вероника двигала кастрюли на плите, приподымала крышки, пробовала варево на вкус, добавляла соль, специи. В этой совместной кухонной суете между женщинами устанавливалось то взаимопонимание, которое бывает у родственниц, готовящих праздничный обед. А цель их была одна – порадовать обедом Игоря.
– Леночка, ты не устала? – спрашивала Вероника, когда гора нашинкованной Еленой капусты возвышалась над миской. – А то отложи, я сама закончу.
– Все в порядке, Вероничка, – отвечала Елена и обращалась к ней с неожиданной просьбой:
– Поправь, пожалуйста, мне волосы. Выбились из косынки.
Обычно Елена убирала волосы под черный бархатный обруч. А когда готовила еду, предпочитала косынку. Иначе волосы падали на глаза с низко опущенной головы. Ее шейные мышцы по-прежнему были слабы. Хотя в последние недели ей уже удавалось немного приподнимать голову, выпрямить шею она не могла.
Вероника мягко отводила непослушные пряди с ее лба и забирала их под косынку. Помогая Елене, Вероника ощущала себя старшей сестрой, хотя и была моложе. В эти минуты между ними устанавливалась особая близость, и обе сочувствовали друг другу.
Как-то Елена во время такого совместного «дежурства» спросила у Вероники, хочет ли та ребенка. Вероника пожаловалась, что возражает Игорь.
Говорит, что ему хватит одного оболтуса и в его возрасте поздно вновь становиться отцом. Отговорка более чем нелепая. «Разве для мужчины сорок два – возраст? – возмущалась Вероника. – Это нам, женщинам, бывает поздно. Мне уже тридцать.
Сама понимаешь, тянуть больше некуда».
– А вы наметили день регистрации? – спросила Елена и затаила дыхание. Неожиданно для себя она обнаружила, что этот вопрос волнует ее.
Вероника надолго замолчала, медленно помешивая деревянной ложкой остро пахнущий бульон. Елена даже подумала, что та не расслышала вопроса. Вероника зачерпнула кипящую жидкость, подула на нее и осторожно поднесла к губам, проверить, хватает ли соли. Потом закрыла крышку кастрюли и, держа ложку в руке, повернулась к Елене:
– Мне кажется, ты его удерживаешь и от того и от другого.
– Я? – удивилась Елена. – Да мы просто товарищи. Я двумя руками «за». Пусть у вас все будет путем.
– Тогда поговори с ним. Он тебя послушает, – попросила Вероника.
Она отложила ложку, взяла табуретку и подсела к Елене. Прислонила к своей груди ее поникшую голову, слегка обняла.
– Леночка, я так хочу ребенка от Игоря. У малыша будут две мамы: я и ты. Ведь ты по-прежнему любишь Игоря. Я знаю.
