земли», — так угрожали ленд-лорды-помещики. Таким образом, множеству семей ничего не оставалось, кроме как отдавать своих дочерей в рабство, и количество камалари резко возросло.
Столь печальное положение дел сохраняется до сих пор, хотя в 2000 году крепостное право в Непале было официально отменено. Однако множество людей и сейчас не имеют земли. Вместо камайя появились адхия — крестьяне, которые возделывают землю для помещиков, а в качестве платы за свой труд получают половину урожая.
В деревнях люди все еще отличаются простотой, и они тесно привязаны к земле. Вода, джунгли, земля — это основа их жизни, те три вещи, которые на протяжении многих веков являются самыми важными для тхару. И еще семья. В семье все делится поровну. Это имеет свои преимущества и недостатки. Конечно, каждый человек в отдельности благодаря этому всегда имеет поддержку, потому что тхару всегда держатся вместе и решают все свои проблемы сообща. Однако, с другой стороны, никто из них не может самостоятельно добиться успеха в жизни, потому что семьи зачастую очень большие и каждый знает: если кто-то что-то заработал, всем из этого кое-что достанется. Если, например, зарежут курицу, то ее делят иногда на семнадцать, иногда на двадцать, а в больших семьях — даже на сорок тарелок. Тогда каждому в отдельности достаются лишь крохи.
Жизнь в Тераи все еще носит очень патриархальный характер, можно даже сказать, несколько отсталый. Это дает повод другим кастам в Непале упрекать нас в лености и наивности, однако это несправедливо.
Но вот что, к сожалению, является правдой, так это то, что в Данге более половины населения — а большинство из них женщины — не умеют ни читать, ни писать. До сих пор каждый третий ребенок не посещает школу.
Из-за своей наивности и честности, а также из-за своей необразованности тхару всегда были легкой добычей. Добычей или жертвами эксплуатации со стороны помещиков, жертвами насилия и несправедливости, как это было недавно во время гражданской войны с маоистами, которая с 1996 по 2006 год повергла Непал в хаос. Тысячи людей тогда были похищены, убиты или вынуждены сражаться за маоистов. Селения были опустошены, женщины и девочки подвергались насилию, их принуждали работать. Женщины и дети, прежде всего девочки, всегда стояли в конце цепочки распределения жизненных благ.
Между тем туман рассеялся. Уже светило солнце, пригревало землю и согревало мою кожу. Вместе с солнцем на землю вернулись краски: ярко-желтым цветом светились рапсовые поля, видневшиеся за домами. Красными, оранжевыми, лиловыми и розовыми бликами выделялись сари женщин, которые возвращались из джунглей с большими узлами на головах. Они несли зеленый корм для домашних животных. Ярко-синим пятном на этом фоне был шарик, который я пару недель назад выиграла у одного из старших соседских мальчиков. Этот шарик был моим самым дорогим сокровищем.
Я играла с детьми во дворе перед хижиной моих родителей. Пару недель назад я отпраздновала свой шестой день рождения. Но выглядела я так, словно мне было только четыре: худая, в коротких штанах и старой тонкой длинной рубашонке.
В этот момент я увидела троих мужчин, которые шли по дороге к нашей хижине. Я еще никогда не видела людей в такой одежде. Они были в черных солнцезащитных очках и одеты в костюмы, а на одном из них — даже галстук. Материал, из которого сшиты костюмы, был таким блестящим, что мне показалось, будто я почти отражаюсь в нем. И в их солнцезащитных очках я тоже видела себя. Маленькая худенькая девочка в голубой рубашке и с серьезным лицом.
Мужчины спросили мою мать, ее ли я дочь, и, когда она кивнула, подошли ко мне.
— Намаете, бахини, — добрый день, маленькая девочка. Ты ходишь в школу? — спросил старший из них. Мне очень хотелось пощупать материал на его штанине, но я побоялась.
— Да, — соврала я, потому что знала, к чему был этот вопрос. Магхи — это не только праздник, но и традиционный день, когда происходит торговля камалари. Мои бабушка, мама, тетки, сестры — все они раньше были камалари. Камалари буквально означает «женщина, выполняющая тяжелую работу». Много тысяч девочек из народности тхару каждый год продают в качестве служанок в чужие семьи, помещикам или владельцам гостиниц. Так велит наша традиция.
Моя сестра Сарда рассказывала мне, как тяжело ей приходилось работать в городском отеле.
— Я до самой ночи готовила еду, наводила порядок и мыла посуду. Я спала на полу в кухне, а есть мне давали только объедки, которые оставались на тарелках посетителей, и меня часто били, — рассказывала она.
Я подозревала, что меня, если я признаюсь, что не хожу в школу, тоже, возможно, ожидает такая участь и эти чужие мужчины заберут меня с собой.
— А что такое с твоей тетей? Кажется, она больна? — спросил этот человек.
Бисрами, жена моего самого старшего брата Амара, уже несколько недель страдала от спазмов в желудке. Ее мучила рвота. Она лежала с закрытыми глазами на циновке рядом с домом.
— Если ты пойдешь с нами, твой брат сможет купить лекарства для нее, — объяснил мужчина.
Все смотрели на меня — мой брат, моя мама и эти чужие люди в костюмах. А я смотрела вниз, на свои сандалии. Они были сделаны из твердых оболочек бобов, которые собирают в джунглях. И вокруг них была обвязана веревочка, чтобы они держались на ногах. Мой взгляд соскользнул с моих ног на черные блестящие начищенные кожаные туфли мужчин. «Наверное, неудобно запихивать ноги в такую закрытую обувь», — подумала я.
— У меня даже нет настоящих сандалий, — сказала я, — а сегодня — Магхи, праздник, который мы должны отмечать.
Тогда младший из мужчин вытащил из кармана пачку денег и протянул мне бумажку в пятьдесят рупий[1]. Слишком много для резиновых тапочек — они тогда стоили около тридцати пяти рупий[2]. Я покачала головой:
— Нет, я не хочу денег.
Ведь я очень хорошо знала, что эти чужаки хотят склонить меня на свою сторону.
— Мой брат должен купить мне обувь, — сказала я. И тогда он отдал деньги Амару. Мой брат какое- то
время вертел деньги в своих руках. А потом вдруг сказал:
— Сэр, если вы дадите мне четыре тысячи рупий[3], тогда она пойдет с вами.
При этом он не смотрел на меня. Я испугалась. Пару месяцев назад наш отец заболел, и мой брат вынужден был взять в долг четыре тысячи
рупий, для того чтобы заплатить врачу и купить лекарства. С тех пор помещик почти каждый день приходил к нему, требуя вернуть деньги. Часто он угрожал:
— Отдай мне деньги, иначе я вышвырну тебя с моей земли.
Амар повернулся ко мне и сказал:
— Эти четыре тысячи мы отдадим помещику. А тебе за это придется немножко поработать, и ты сможешь ходить в школу в Катманду.
Я посмотрела на мою маму, но та лишь сказала:
— Я не могу это решать, ты будешь делать то, что скажет твой брат.
Всегда, с тех пор как я себя помню, я боялась воды. Как-то мне пришлось увидеть, как в сезон дождей человека унесло течением реки. Крестьянина, который нес дрова из джунглей. Он потерял равновесие, упал, и поток завертел его. Некоторое время он еще держался за сучья и боролся с коричневой массой воды, но она с большой скоростью уносила его прочь. В какой-то момент его голова перестала появляться на поверхности, а вязанка дров одиноко поплыла вниз по реке. Позже я слышала, как люди в деревне говорили, что его нашли в паре километров ниже по течению. Мертвым.
И с того самого дня меня охватывал панический ужас, если я ступала в воду выше, чем по щиколотку.
— Но тогда мне придется переходить через реку, — я посмотрела в страхе на Амара. — Я не могу идти с ними, — плача и дрожа сказала я.
