что нам лучше вернуться в гостиницу и оттуда позвонить в комендатуру порта, в полицию и Гражданскую оборону; администратор гостиницы обязан помочь нам в этом. Мы сказали, что так и сделаем, и отправились назад. Полпути мы прошли молча, но потом заспорили. По мнению Ингеборг, все эти люди некомпетентны. Ханну ее слова не очень убедили, но, с другой стороны, доказывала она, управляющий «Коста-Брава» ненавидит Чарли; к тому же не исключено, что последний находится в эту минуту в соседнем городке, как в прошлый раз, — вы же помните? Я высказал свою точку зрения: нужно делать именно то, что нам посоветовали. Ханна согласилась, сказала, что я прав, и как-то поникла.
Портье в гостинице, а позже и управляющий объяснили Ханне, что виндсерфингисты часто терпят бедствие в эту пору, но обычно все заканчивается благополучно. В худшем случае им приходится дрейфовать в море сутки-другие, но спасение обязательно приходит и все такое. После этих слов Ханна перестала плакать и, похоже, немного успокоилась. Управляющий вызвался отвезти нас на своей машине в комендатуру порта. Там у Ханны взяли заявление, связались с портом и еще раз — с морским Красным Крестом. Через некоторое время прибыли двое полицейских. Они попросили дать подробное описание виндсерфера, чтобы можно было начать поиски с вертолета. На вопрос, была ли доска снабжена аптечкой и набором необходимых средств для экстренных ситуаций, мы ответили, что и не подозревали о существовании подобных наборов. Один из полицейских заметил: «Дело в том, что это испанское изобретение». Другой добавил: «В таком случае все зависит от того, сколько он сможет продержаться без сна. Плохо будет, если он заснет». Мне не понравилось, что они разговаривают в подобной манере в нашем присутствии, хотя знают, что я понимаю по-испански. Само собой, я не перевел Ханне их слова. Управляющий же, напротив, не выказывал ни малейших признаков волнения и даже позволил себе пошутить по поводу происшествия, когда мы ехали обратно. «Вы, я вижу, довольны?» — сказал я. «Да, все идет как надо, — ответил он. — Скоро вы увидите своего друга. Мы все сейчас заняты этим делом. И не можем потерпеть неудачу».
Ужинали мы в «Коста-Брава». Как и следовало ожидать, за нашим столом не было слишком оживленно. Официанты, уже осведомленные о том, что произошло (да и все взгляды присутствующих были прикованы к нам), обслужили нас с необычной предупредительностью и вниманием. Цыпленок с картофельным пюре и яичницей, салат, кофе и мороженое. Наш аппетит не претерпел никаких изменений. Мы перешли уже к десерту, как вдруг я заметил физиономию Волка, прилепившуюся к одному из стекол, отделявших зал ресторана от террасы. Он делал мне знаки. Когда я сообщил об этом моим спутницам, Ханна вдруг покраснела и опустила глаза. Едва слышно она попросила, чтобы я как-нибудь отделался от них, попросил прийти завтра или придумал что-нибудь, что сочту нужным. Я пожал плечами и вышел; на террасе меня поджидали Волк и Ягненок. В нескольких словах я рассказал им о том, что произошло. Оба были потрясены услышанным (по-моему, на глазах у Волка выступили слезы, впрочем, поклясться в этом не могу). Я объяснил им, что Ханна находится в ужасном состоянии и что мы с минуты на минуту ожидаем вестей от полиции. Но не сумел найти подходящих аргументов против, когда они сказали, что могут зайти через час. Я не уходил с террасы, пока не выпроводил их; от кого-то из них пахло духами, и вообще они, надо сказать, приоделись, по сравнению с их обычным небрежным стилем в одежде. Выйдя на тротуар, они заспорили и, пока не повернули за угол, все размахивали руками.
То, что происходило дальше, относится, как мне представляется, к обычным рутинным действиям, предпринимаемым в подобных случаях, хотя от этого они не перестают быть неприятными и бессмысленными. Сначала появился один полицейский, за ним другой, но в иной форме и в сопровождении человека в штатском, говорившего по-немецки, и моряка — в полной морской форме! К счастью, пробыли они недолго (моряк, как сообщил нам администратор, был готов присоединиться к поискам на своем катере, снабженном мощными прожекторами). Уходя, они пообещали незамедлительно известить нас о результатах поисков. Судя по выражению их лиц, шансы найти Чарли постепенно таяли. Напоследок заявился представитель — вроде бы секретарь, если я правильно понял, — местного клуба виндсерфинга, чтобы заверить нас в готовности его членов оказать нам материальную и моральную помощь. Они подключили к поискам свою спасательную шлюпку и установили сотрудничество с комендатурой порта и Гражданской обороной, как только узнали о бедствии. Он так это назвал: бедствием. Ханна, которая во время ужина изо всех сил крепилась, во время этой последней демонстрации солидарности не выдержала и снова расплакалась, и это состояние плавно перешло в истерику.
С помощью официанта мы отвели ее в номер и уложили в кровать. Ингеборг спросила, есть ли у нее какое-нибудь успокоительное. Продолжая рыдать, Ханна сказала, что у нее ничего нет, так как врач запретил ей принимать подобные лекарства. В конце концов мы решили, что будет лучше, если Ингеборг останется с нею на ночь.
Перед тем как вернуться в «Дель-Map», я заглянул в «Андалузский уголок». Надеялся застать там Волка с Ягненком или Горелого, но их не было. Хозяин заведения сидел за столиком возле телевизора и, как всегда, смотрел ковбойский фильм. Я тут же ретировался. Он даже не обернулся. Из гостиницы я позвонил Ингеборг. Никаких новостей. Они уже легли, но ни та, ни другая не могли заснуть. Я по глупости ляпнул: «Попробуй утешить ее». Ингеборг ничего не ответила. Я даже сперва подумал, что связь прервалась.
— Я здесь, — отозвалась Ингеборг. — Просто я размышляю.
— Я тоже размышляю, — сказал я.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и закончили разговор.
Я еще долго лежал в постели с погашенным светом и ломал голову над тем, что могло приключиться с Чарли. Передо мной мелькали бессвязные образы: новая циновка с неснятой этикеткой; обед в окружении тошнотворных запахов; вода, облака, голос Чарли… Я вспомнил, что никто не поинтересовался, откуда у Ханны синяк под глазом, и счел это странным; представил себе, как выглядят утопленники; подумал, что наши каникулы полетели ко всем чертям, по крайней мере то, что от них осталось. Последнее соображение заставило меня вскочить с кровати и с небывалой энергией приняться за работу.
В четыре часа утра я завершил весеннюю кампанию сорок первого года. Глаза у меня слипались, но я был очень доволен.
31 августа
В десять утра позвонила Ингеборг и сообщила, что нас вызывают в комендатуру порта. Я забрал их у «Коста-Брава», и мы поехали. Ханна выглядела гораздо бодрее, чем накануне; глаза и губы у нее были подкрашены, и при встрече она даже улыбнулась мне. Облик Ингеборг, напротив, говорил о том, что она не ждет ничего хорошего. Комендатура расположена в нескольких метрах от спортивных причалов, на узкой старинной улочке; чтобы войти в помещение, нужно пересечь внутренний дворик, выложенный грязными плитками, с неработающим фонтаном посередине. Там-то мы и увидели доску Чарли, она стояла, прислоненная к фонтану. Мы сразу признали ее, хотя нам никто об этом не говорил, и застыли на месте, лишившись дара речи. «Поднимайтесь, пожалуйста, поднимайтесь», — пригласил молодой человек, глядевший на нас из окна второго этажа, в ком позднее я узнал сотрудника Красного Креста. Сперва немного замешкавшись, мы поднялись наверх; на лестничной площадке уже поджидали глава Гражданской обороны и секретарь клуба виндсерфинга, тепло и сердечно приветствовавшие нас. Они пригласили нас войти. В кабинете находились два человека в штатском, сотрудник Красного Креста и двое полицейских. Один из штатских спросил, узнали ли мы доску, выставленную во дворе. Ханна, чей бронзовый загар вдруг на глазах побледнел, пожала плечами. Тогда обратились ко мне. Я сказал, что не могу этого точно утверждать; то же самое ответила Ингеборг. Секретарь клуба виндсерфингистов стал глядеть в окно. Полицейские явно заскучали. У меня создалось впечатление, что никто не решается заговорить. В комнате было жарко. Молчание нарушила Ханна. «Вы нашли его?» — спросила она таким резким тоном, что все мы вздрогнули. Мужчина, говоривший по-немецки, поспешил ответить, что нет, что нашли только доску и парус и это, как вы понимаете, достаточно важная находка… Ханна вновь пожала плечами. «По всей видимости, он понял, что засыпает, и решил привязаться»… «Или заранее предвидел, что ему не хватит сил: открытое море, смятение, темнота, сами знаете»… «В любом случае он сделал самое правильное: отвязал концы, которыми крепится парус, и привязался к доске»… «Разумеется, это только предположения»… «Мы не жалели средств, хотя поиски нам очень дорого стоили и были сопряжены с риском»… «Сегодня на рассвете лодка гильдии
